Книга Капитан Удача, страница 2 – Людмила Белаш, Александр Белаш

— Ваша программа поразила меня полтора года назад. Я прочитал и изучил её. Из неё я получил сведения о вас — организация Банш, избавление киборгов от власти людей. Мне это понравилось. Как раз то, что было нужно, — выйти из Системы. Поэтому не стоит предлагать мне вновь войти в Систему, как бы красиво она ни называлась — Банш, семья, коммуна или как-то ещё. Я хочу самостоятельности.

— Полтора... — ошеломлённый Гемелли-А посмотрел на Трик в поисках ответа, но встретил в её глазах такую же растерянность. Мысль о побеге, вложенная в программу-«гарпун», сразу переходит в действие; киборг может ждать удобного момента сутки, двое — но пятьсот пятьдесят дней?! Нереальный срок. Он должен был засбоить, что для робота равносильно сумасшествию.

Командера удивило другое — мотивации. «Понравилось» — слово не из лексикона киборгов; служебные машины говорят: «я предпочёл», «я выбрал». «Было нужно» — он что, замышлял побег до получения ЦФ? Какие же опыты ставят военные на роботах, если те сами приходят к мысли о бегстве? Серийный мозг А на это не способен. Новый тип мозга?..

— Избавься от оружия, — настаивала Волна. — Сломай его и выкинь.

— Оно необходимо мне для защиты.

— Ты способен убить?

«И даже человека», — хмуро подумал безымянный.

— Да.

— Ты болен, друг. Согласись на тестирование. Гемелли-В — прекрасный программист, он вылечит тебя. Он проникает в мозг так изящно, что ты не заметишь.

— И не мечтайте. Я никому не позволю копаться в моих мыслях.

— Ну пожалуйста! Ты станешь нашим братом. Будем вместе работать, приносить людям пользу.

— Вряд ли у вас большие заработки. А я рассчитываю на хорошие деньги.

— Что ты умеешь делать?

— Не скажу. Но за вашу помощь я расплачусь по частям, не сомневайтесь. Не люблю быть должником.

— Ладно, — встал Командер. — У нас всё есть для монтажа?.. Значит, надо прикупить.

Ноздри безымянного глубоко замазали герметиком, брови и волосы на голове покрыли стекловидным клеем. Голову, заключённую в прозрачный короб, вместе с инструментами и запчастями промыли спиртом, и лишь после этого Трик и Лоск вложили руки в перчатки, встроенные в стенки монтажной камеры. Череп вскрывать они не собирались — тронешь что-нибудь не так, потом юстируй до посинения, — но меры предосторожности соблюдались, как при настоящей технической операции на конвейере General Robots. Ни пылинки в поле монтажа, иначе сварка будет ненадёжна, и порты разветвлённых в коже датчиков могут засориться микрочастицами.

«Кустарщина, — сокрушалась про себя Трик, погружая лезвие в псевдоплоть на виске безымянного. — Делаем всё в чёрт-те каких условиях!»

Лоска мысли не тяготили. Его лезвие шло с постоянной скоростью, и туго сжатый пучок проникающего сканирования позволял точно регулировать разрез по глубине, не задевая спрятанных под мягкими тканями конструктивных элементов. Лицо безымянного исчезало под беззвучными движениями ножей, распадаясь на лепестки и лоскуты — словно четыре руки слаженно снимали кожу с апельсина. Открывалась подлинная суть — выпуклый кераметалл лба в чёрной обливке защитного покрытия, симметричные выступы скул и надбровий, ямы глазниц с белыми яблоками глаз. Сияющий оскал челюстей. Игольное сверло с писком ввинтилось под глаз; Трик выругалась сквозь зубы — из-под муфты демпфера, облегающей глазной шар, выступила и поползла капля, как мутная последняя слеза. На пол короба, звякнув, упала деталь лица. Закусив губу от старания, Трик подвела захват под скулу, потянула — все штифты сняты? или не все? если сейчас раздастся хруст... Декоративный элемент скулы снялся свободно. На лбу Трик выступил пот.

— Братец В, оботри меня.

Близко над влажным глазом навис конус сварочного аппарата; Лоск тщательно выбирал точку, куда направить огненный шип. Искра точечной сварки зеркально блеснула в зрачке.

— Теперь нос. Режим плавления, Лоск.

Расплав разгорался и остывал, с шипением вязко стекая на герметик. Трик сменила нож в держателе, набралась духа — лезвие драгоценное, не дай бог сломать — и сбрила нарост застывшего композита. Под боком глухо гудел компрессор, высасывая из короба невидимые частички, родившиеся в ходе сварки.

— Клеим кожу.

Лицо, залепленное липкими полосами, выглядело никак. Результат обозначится, когда биопроцессоры срастутся воедино.

Он вычел из видимой в зеркале внешности ушитые разрезы и полосы клейкой ленты. Облик изменился, словно из-за прозрачной глади на него смотрел кто-то другой, незнакомый. Он постарался запомнить новый образ как себя и слиться с ним воедино. «Это — я». Убавили там, урезали тут, внесли лёгкую асимметрию — и лицо перестало быть скульптурно правильным, обрело слабую неровность черт, обычную для живых. Нос стал тоньше, скулы сгладились, очертания глазниц смягчились, а разрез глаз приобрёл изысканную миндалевидную форму. Изнутри черепа будто проступило и замерло в нерешительности, не вытеснив полностью черты землянина, лицо высокомерного и горделивого жителя ТуаТоу, глядящего на всех свысока. Безымянный осторожно подмигнул, улыбнулся себе. Пока не спал отёк псевдокожи по швам, не стоит экспериментировать с мимикой. Хорошо, что цвет глаз остался своим, серовато-голубым, и волосы тоже — тёмные, упруго стелющиеся под нажимом ладони.

— Теперь ты выглядишь по-новому, — Лоск, пережив первое беспокойство, старался разговорить безымянного и — может быть — переубедить его. Зачем искать каких-то воображаемых выгод на других планетах, когда и здесь неплохо? — Я бы советовал остаться с нами. У нас дружная и добрая семья.

— У меня уже была семья, — помолчав, ответил безымянный. — Ни к чему заводить новую. Прежнюю не вернёшь.

— Но подумай! Ты интегрируешься, сможешь жить с людьми, в обществе. Это так интересно!

— В толпе от одиночества не спрячешься. Оно всегда с тобой, — слова были для киборга более чем странными, но слышал их только Лоск, а он не придавал значения тем тонкостям робопсихологии, которые Командера заставили бы насторожиться и задуматься.

— Не понимаю, чего ты хочешь. Жить одному скучно, неинформативно. Нет притока новостей, ничего не происходит.

— Хуже, когда происходит одно и то же, — безымянный с неприязнью ждал минуты, когда на командной волне вновь возникнет голос с уговорами: «Вернись, вернись, вернись». И так каждый день, по многу раз. Они не отвяжутся. Единственный выход — прочь с планеты, и подальше. Космос огромен. Можно надеяться, что жизнь там куда разнообразней, чем в Городе или в том месте, откуда он сбежал. Назад его не заманят.

— Чего я хочу?.. Очень мало. Или много — это как взглянуть. Быть свободным. Быть человеком... Кстати, кто победил на выборах? — спросил он после паузы.

— Кленси Норман, либерал. Обещает вернуть права и свободу.

— Нет уж, настоящая свобода — та, которой ты добился сам.