Книга Пятый свидетель, страница 121 – Майкл Коннелли

Я махнул рукой, давая понять, что для меня это не имеет значения.

— Тут я вам не советчик. Может, Герб поможет? Он же медийный человек.

Лайза перевела взгляд на толпу детей и улыбнулась.

— О, у меня же есть кое-что для детей. Прошу прощения. — Поспешно покинув нас, она направилась к дому и завернула за угол.

— Ей это все очень нравится, правда? — заметил Циско.

— Мне бы тоже нравилось, — отозвалась Лорна.

Я взглянул на Аронсон и спросил:

— А вы почему такая тихая?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Кажется, мне больше не хочется быть адвокатом по уголовным делам. Думаю, если вы примете предложения тех, кто звонит в контору, я предпочту сосредоточиться на ипотечных. Если вы не возражаете.

Я кивнул:

— Вам виднее. Хотите заниматься ипотеками — ваше дело. В течение еще какого-то времени таких дел будет немерено, особенно пока в этом бизнесе хозяйничают люди вроде Оппарицио. Но то чувство, которое вас сейчас мучает, уйдет. Поверьте мне, Баллокс, оно уйдет.

Она ничего не ответила — ни на то, что я снова назвал ее Баллокс, ни на что другое мной сказанное. Я отвернулся и стал смотреть на двор. Лайза вернулась, катя перед собой взятый из гаража баллон с гелием, собрала вокруг себя детей и принялась надувать шарики. Телеоператор, приблизившись, начал снимать — трогательный сюжет для шестичасовых новостей.

— Интересно, она это делает для детей или для телекамеры? — спросил Циско.

— Тебе действительно нужен ответ? — усмехнулась Лорна.

Сняв с краника надутый синий шар, Лайза привычным движением завязала его тесемкой и отдала девочке лет шести, которая, схватившись за кончик тесемки, подняла руку высоко над головой. Шар взлетел ввысь футов на шесть. Девочка, смеясь, запрокинула голову, глядя на свою новую игрушку. И в этот миг я понял, на что смотрел Бондурант, когда Лайза огрела его молотком.

— Она это сделала, — пробормотал я себе под нос.

Мне показалось, что миллионы нервных клеток мгновенно воспламенились и пылающим огнепадом рассыпались у меня по шее и плечам.

— Вы что-то сказали? — переспросила Аронсон.

Я молча посмотрел на нее, потом — снова на свою клиентку. Надув газом следующий шар, она привязала к нему тесемку и отдала его какому-то мальчику. Все повторилось. Мальчик отпустил свой красный шар на всю длину тесемки и, весело задрав голову, смотрел на него; естественная, инстинктивная реакция — наблюдать за парящим шаром, откинув голову.

— О Боже! — прошептала Аронсон. Она тоже догадалась. — Так вот как она это сделала.

Теперь Циско с Лорной тоже смотрели на происходящее.

— Свидетельница сказала, что Треммел несла большую хозяйственную сумку, — продолжила Аронсон. — Достаточно большую, чтобы в ней уместился молоток — да, но и чтобы засунуть в нее шары — тоже.

— Она проскользнула в гараж, — подхватил я, — и подвесила шары над парковочным местом Бондуранта. Возможно, на конце тесемки была привязана записка.

— Ну да, — продолжил Циско, — чтобы он уж наверняка обратил на нее внимание.

— Потом спряталась за колонной и стала ждать.

— А когда Бондурант запрокинул голову, чтобы посмотреть на шары, — бац, прямо в темечко! — закончил Циско.

Я кивнул.

— А хлопки от двух лопнувших шариков кто-то принял за выстрелы, но потом от этой идеи отказались, поскольку никаких следов стрельбы не обнаружили, — сказал я. — А ошметки шаров она подобрала, когда убегала.

За нашим столом воцарилась гнетущая тишина. Ее в конце концов нарушила Лорна:

— Одну минутку. Вы хотите сказать, что она все это заранее спланировала? Что она знала, как сбить с толку жюри тем, что удар пришелся плашмя на макушку головы?

Я покачал головой:

— Нет, судя по всему, ей просто повезло. Она лишь хотела остановить его и для этого подвесила шары: он, мол, задержится, поднимет голову, тут-то она выйдет и поговорит с ним. Остальное, видимо, вышло по чистой случайности… которую умело использовал ее адвокат.

Мне было стыдно смотреть на коллег, поэтому я не сводил взгляда с Лайзы, продолжавшей надувать шары.

— Значит… мы помогли ей уйти от наказания. — Лорна не спрашивала, она утверждала.

— И по закону ее нельзя вторично привлечь к ответственности за то же самое преступление, — добавила Аронсон.

Как нарочно, именно в этот момент Лайза, завязывая тесемку на белом шарике и передавая его очередному ребенку, посмотрела в нашу сторону и улыбнулась мне.

— Циско, сколько здесь стоит пиво?

— Пять долларов банка. Настоящая обдираловка.

— Микки, не надо, — сказала Лорна. — Оно того не стоит. Ты же так хорошо держался.

Оторвав взгляд от клиентки, я перевел его на Лорну:

— Хорошо держался? Ты хочешь сказать, что я был одним из «хороших парней»?

Поднявшись, я направился к буфету и встал в очередь. Я ожидал, что за мной побежит Лорна, но подошла Аронсон и очень тихо произнесла:

— Послушайте, что с вами происходит? Вы же учили меня не пестовать свою совесть. А теперь сами этим занимаетесь?

— Не знаю, — шепотом ответил я. — Единственное, что я знаю, так это то, что она, пропади она пропадом, сыграла на мне, как на скрипке. И знаете что? Она знает, что я знаю. Не зря же она мне улыбнулась. Я прочел это по ее взгляду. Она этим гордится. И баллон вытащила во двор специально, чтобы я увидел, чтобы узнал… — Я затряс головой. — Она с первого дня водила меня на поводке. Все было частью ее плана. Каждый…

Я запнулся, поскольку неожиданно мне пришло в голову еще кое-что.

— В чем дело? — спросила Аронсон.

Я ответил не сразу, продолжая обдумывать догадку.

— Микки, что такое?

— Ее муж не был никаким мужем.

— Что вы имеете в виду?

— Тот парень, что звонил мне, а потом приезжал. Иначе почему его нет здесь в такой большой день? Он тоже был частью плана.

— Тогда где же ее настоящий муж?

Интересный вопрос. Но на него я ответить не мог. У меня вообще больше не было ответов.

— Я ухожу, — сказал я, покидая очередь и направляясь к черному ходу.

— Микки, куда вы?

— Домой.

Быстро пройдя через дом, я вышел из парадной двери. Поскольку мы приехали рано, машину удалось припарковать всего за два дома от Лайзиного, и я уже подходил к своему «линкольну», когда услышал, как кто-то окликнул меня сзади.

Это была Лайза. Она шла ко мне.

— Микки! Вы уходите?

— Да, ухожу.