
Онлайн книга «Три стороны моря»
Ни одно исполнение, ни одно чудо не вело к счастью. Ему стало жарко. Если он не найдет свое главное желание, огонь уничтожит его. Во сне Ба почувствовал боль. Так ведь не бывает?.. И когда ему обожгло внутренности, он догадался, что светящая высшая сила — солнце? не солнце? — выполняет желания всех людей на земле, в точности, никого не обманывая. По одному на каждого. Исключений нет, все получают свои порции крупы с тамарискового кустарника. И тысячи тысяч единовременно выполняемых божеством желаний сталкиваются в противоборстве. Наш мир — это громадный камень, влекомый рабами в разные стороны. Будь человек одинок в мире — он был бы счастлив, ибо его желания тотчас удовлетворялись бы всемогущей силой, удовлетворяющей любые желания. Будь людей двое — скорей всего, они тоже остались бы счастливы, ведь двое — простой механизм, желания еще не отменяли бы друг друга. Но будь человек одинок, он тут же попросил бы: «О светящий, сияющий, дай мне брата!» Так подумал Ба во сне. …и женщину, и работников, и мастеров, и виноделов… «Дай мне брата!» — закричал Ба. Однако это не было тем единственным главным желанием. Он надеялся услышать Аб-Кхенну-фа — ради совета. Но когда пылающий огонь вопрошает, чего ты хочешь, ты с ним один на один, у тебя не может быть советчиков. Человек рождается один и умирает один. Неправда, ответил Ба, мы родились вдвоем. Зато умираете поодиночке. Вот оно что, значит, я умираю… Ба рванулся из объятий нагрянувшей смерти… Проснулся он оттого, что Изис, десятник Мес-Су, тряс его за плечо и звал к военачальнику. Раздражение — вот что выражало лицо Мес-Су при виде Ба. В последнее время так случалось все чаще. Ба это прекрасно понимал. Более того, это прекрасно укладывалось в его планы. И все-таки было немного неприятно. Повзрослевшему Мес-Су очень хотелось убедить себя, что все содеянное соделал он один. Раньше Ба был нужен. Теперь Ба мешал. Конечно, Ба ежедневно попадался на глаза. Ежедневное напоминание о том, как Мес-Су выпрашивал пророческие слова, как заучивал речи вождя, как не хотел перемен. Конечно, Ба лез с советами; если к ним не прислушивались, завтрашний день доказывал их правоту. Но у Мес-Су имелась лазейка — несмотря на все усилия, Ба никуда не годился как воин. Туда-то и устремилось самолюбие. Мес-Су окружил себя двенадцатью избранными десятниками. Вскоре они стали десятитысячниками, пятидесяти-тысячниками… Вторым военачальником Мес-Су назвал Изиса, самого молодого среди них. Изис заменил Ба для Мес-Су: рядом с бородатыми, умудренными глупостью предводителями он выглядел наглым птенцом. Все поменялось. Да, он к этому стремился, и вот — все поменялось. — Я решил не идти на хананеев сам, — сказал Мес-су. Он посмотрел прямо в глаза Ба, но быстро отвел взгляд. — С частью войска на них пойдет Изис. Это будет проверка. Так? Изис вскочил и, почтительно поклонившись, ответил: — Так! Конечно, Ба никогда не вскакивал и не кланялся охраннику Рамзеса столь почтительно. Он чувствовал тяжесть этого народа всем своим телом. Это был его народ, а он был им. Каждый сидел у него на плечах. Каждый давил на шею и требовал, чтобы все шло хорошо и лучше, лучше… Мес-Су ничего подобного не знал. Ба-Кхенну-ф начинал мучаться, просыпаясь. «Землю хананеев вы должны забирать, селиться там и никогда не вступать с местными маленькими народцами в союзы, никогда не перенимать их обряды, ни в коем случае. Кто такие эти обреченные рядом с вами?» — он собирался так сказать, но, к счастью, промолчал. Он говорил это уже раз сто. Правильность его слов теперь могла только злить. — Землю хананеев мы должны забрать… — величественным низким голосом произнес Мес-Су. Одинаковые пробуждения тычком в плечо, одинаковые запахи… Вечный Мес-Су… А ведь убьют. В конце всех концов — если не сам Мес-Су, то враги его, если не враги Мес-Су, то он сам… Некий Корей только сейчас догадался, что неприметный Ба влиял на военачальника… Подкатила тамарисковая тошнота. И сон прорвался в явь. Ни одно исполнение, ни одно чудо не ведет к счастью. Все они приводят к пустоте. Это дребезжание мира, которое будет постоянно звенеть в ушах, если ты согласишься слушать его. А счастье? Рамзес Великий был счастлив, когда мчался в атаку. Краткий миг — колесничная атака не длится долго. А когда был счастлив Эхнатон? Неужто всегда? Всегда! И за то прокляли его земные правители, вынужденные таскать на плечах тяжесть народов. Есть единственный способ: стать рабом сияющей высшей силы. Ничего не хотеть и ничего не делать для себя. Вот его выбор, то главное желание: ничего не хотеть и ничего не делать. Но ведь и действовать, и стремиться… Для кого же? И он впервые увидел наяву эти спускающиеся лучи, чувствительные солнечные пальцы, несущие ему, Ба-Кхен-ну-фу, знак чистого действия — анкх, который люди предпочитают называть знаком долголетия, или здоровья, или богатства, или успеха… Знак действия, продиктованного небом. * * * — И кто такие эти обреченные, хананеи да иевусеи, рядом с народом единого? Ты согласен, Атон-Рон? — Да, Мес-Су, повелитель. — Хорошо. А ты? — Да, Мес-Су, повелитель. — А ты? — А я не знаю, — ответил Ба. — Я помог тебе, как умел, Мес-Су, повелитель. Отпусти меня домой. Ты же помнишь, жители Кемт боятся умирать на чужбине. — Ты дома, — возразил Мес-Су. — Ты сам говорил: мы все идем домой. — Да, но Великий Дом отправил меня как посланника Кемт в страну Атона. Теперь, когда страна Атона существует — а она существует, раз существуешь ты и существует твое войско, — теперь я обязан вернуться. А потом вернуться уже к тебе и увидеть покоренный… нет, возвращенный по праву Ханаан. Опасность быть убитым возросла. — Иди, — сказал Мес-Су. И все. Опасность быть убитым возросла, но лучи спустились, окружили его, обняли, как никого другого из слуг Атона, и Ба-Кхенну-ф поверил, что с этого момента до прихода в Кемт ничего дурного с ним не случится. И упала пелена с глаз, детали мира заискрились прелестью, шестисоттысячный народ-племя слез с шеи и протягивал руки, прощаясь. И сразу стало легко. Ну что ж, прощайте, десяток блюд из тамариска. Так было надо, и я убедил Атон-Рона, что эта гадость послана небом. Он поверил. Прощай, ящик с двумя уродцами, поименованными херу-кхимами бога Атона. Чистое золото! То самое, из которого Атон-Рон удумал отлить золотого быка, и почти учудил, но Мес-Су тогда еще слушался, и хеттский любимый зверь был переплавлен в нечто заведомо невообразимое — ведь нельзя изображать бога или служителей его вообразимо. На заре в ящик попадает первый луч света, и золотые друзья херу-кхимы светятся изнутри, оживают. Такую штуку изобрели жрецы Ра Херу-кхути, только у них вместо ящика целый затемненный храм, и статуи Херу-кхути огромны. Ящик Атона напоминает, правда, не столько обитель бога, сколько канопу, сосуд для хранения внутренностей усопшего, и херу-кхимы точно так же расположены друг напротив друга, но здесь их два, тогда как на канопе всегда четыре. |