Онлайн книга «Три стороны моря»
|
— У подвластных нам семья — это краеугольный камень. Дай процент неопределившихся! — Сделаю, владычица! — Ну, количество храмов я помню… Дай размер подношений! Сосчитай для меня, для Ники и для… — Косвенный показатель для всех троих, я понял. Джуна, Ника, Венчик. — И еще… Нет, пока все. — Кстати, державная, — произнес Гермес осторожно, — слыхала ли ты о том, как ваш недавний гость Индра убил змея Вритру, развалившегося на горе и запрудившего течение рек? — Что-то такое было… — Он это сделал дубиной грома, называемой также арийским словом виджра. У ариев сия виджра — главный атрибут бога Индры. Великая духовная ценность. — Ну и что? — Джуна! — торжественно сказал он. — Эта дубина грома сейчас у меня. — Украл? — Приобрел! Меняю на твой золотой пояс. — Да зачем тебе? — Я отвечаю только на корректные вопросы. — Нет, не выйдет. Супруг мой устроит потоп, если в интимные минуты не обнаружит золотого пояса. — Как знаешь. Тогда пока придержу. — Слушай… А это правда, будто дурманящее растение сома растет только на скрытой от смертных горе Муджават, и что его стебель Индре принес некий орел? — Могу проверить. — Проверь. И будто бы именно приготовляемый из сомы напиток бессмертия дал Индре силу для победы над демонами-ассурами. — Проверю. А что в этом удивительного-то? — не выдержал Гермес. — Гора Муджават, Меркури, это место, где наслаждается одиночеством наш титан. Разве тебе это не кажется удивительным? Да, наркотическая сома очень похожа на прощальный дар Прометея. Это он сдвинул ариев и пробудил в них дух войны, а мы, как всегда, проспали. Мы думали, он смирился. Дурманящий сок высокогорья… Индия теперь совсем по-другому смотрится. Бедный, бедный мой будущий Александр! Я не смогу подчинить тебе весь мир. В сущности, я одна забочусь об олимпийцах. Только я сохраняю единство семьи, если позволительно применить к нам земное слово. Как супруг мой не понимает? Научись люди жить без страстей, отказываться от желаний, жить исполнением долга — и нам, и им стало бы легче. Стабильность — вот что нам надо. Что хорошего в героях? Героизм есть ненужное нарушение единства смертных, постоянства их быта. Они и так живут мало, куда им еще перемены, когда же наслаждаться покоем? Я так рассчитывала на Индию: дравидийская раса склонна к успокоению сознания, а он втихаря притащил туда этих белокожих убийц!.. И все начинать сначала. — Мальчик мой, как ты здесь просиживаешь годы, открой секрет? Тут мрачнее, чем в подземельях Аида. — Мне нравится. У Аида тьма, а здесь рабочая атмосфера. — Ты называешь это атмосферой?! — Немного пахнет серой, немного жарко… Я наведалась в жерло горы Этна, в гости к своему созданию, к моему сыну. — Как ты называешь этот огонь? — Тут все мое. Значит, и огонь вулканический. Правильно? Он захромал туда, в самое пекло. — Смотри! Да не бойся, что тебе может сделать огонь? Подойди сюда, ближе. — Что это?! — Самодвижущийся плуг! — торжественно отвечал Гефест. — Я бы сказал — тррракторрррр! Хорошее словечко? — А почему не даришь людям? — Деметра против. А вот… — Это еще что?! — Сверхбыстрый корабль. Не боится штормов, способен ловить боковой ветер… — Лихо! — Посейдон запретил. — Почему? — Говорит: ограничить мою власть тщишься. Не позволю, говорит. Я вдруг почувствовала, что дальше меня не пускает нечто невидимое. Подняв руку, я нащупала тончайшие металлические нити. — А это зачем? Он не то ухмыльнулся, не то смутился. — Это так, ерунда. Недоработано. — На сеть похоже… — Ерунда. Не обращай внимания. — Я о чем тебя попросить хотела. Зеркало мира! Он остановился, повернулся ко мне… — Что, опять? — Как гроза над Олимпом, так поиск смертных не работает. И восточней Евфрата, знаешь, все такое размытое. — Ага… Если гроза, это молнии надо менять. Я почти уверен. А вот восточней Евфрата… Не знаю, поглядим. — Поспеши. Гефест заковылял, засомневался… — Срочно, да? Срочно? — Поскорей бы. — Ну, хорошо, да. Хорошо… — Не взорвутся без тебя твои Этна с Везувием. Он покачал непропорционально большой головой: — Это еще как сказать, как сказать… Красные молнии соблазнительно и прекрасно разрезали черный корпус. Чернота была абсолютной, от нее трудно было оторваться. И очертания! Очертания завораживали! — Полетели? — предложила я. — Ты что? — прошептал Гефест. — Это же колесница супруга твоего! — Думаешь, он рассердится? Гефест выразительно посмотрел на свою хромую ногу. Мы полетели на другой колеснице. Грань зеркального куба исчезла, пропуская нас в центр. Мы должны были увидеть множество отражений нас двоих — меня и моего изобретательного сына. Но отразились я, он, Афина и Афродита. — Чем заняты? — я постаралась, чтобы голос звучал властно. — Я, например, слежу за устьем Эврота, [63] — холодно откликнулась первая. — А я наблюдала редкий по красоте любовный акт, произошедший буквально только что на корабле троянского царевича Париса, — ласково улыбнулась вторая. — Со следующей минуты вы обе будете мешать! — отчеканила я. Гефест прохромал к Афродите, искательно заглянул ей в глаза и сказал: — Я быстро, ладно, Венчик? — Вряд ли быстро, — возразила я. — Сейчас нет грозы, и поиск смертных мы не проверим. Пока можешь взглянуть, как мутно виден восток. Я обратилась к младшим богиням: — Идите. Это может затянуться. Но Афина даже не обратила внимания. Взгляд ее был целеустремлен. — Вот! — сказала она. — Что? — переспросила я машинально. |