Онлайн книга «Евангелие от Крэга»
|
Мону Сэниа слегка покоробило это сухое замечание; разумеется, сейчас, в ожидании неведомой беды, Сорку было не до первого встречного тихрианина, но она почувствовала, что, если сейчас она одарит странствующего певца пригорошней перлов, одолженных у Лронга, она попросту оскорбит его. Она подошла к тихрианину, чьи непомерно длинные ноги и куцые руки делали его похожим на какую-то замороженную тушку громадной птицы, втиснутую в серебристо-белый скафандр, и каким-то чисто женским краешком летучей мысли поблагодарила здешнюю моду за бесформенность и мешковатость одежд, скрывающих нелепость пропорций этих кочевых аборигенов, для которых, естественно, главным достоинством были именно такие неутомимые ходули. Если бы не смятение, в котором она пребывала, ей сейчас доставило бы большого труда скрыть улыбку. Но Сэниа положила ладонь на скрипучий синтериклон и проговорила с неожиданной даже для нее самой теплотой: – Останься с нами подальше, Харр по-Харрада, и вовсе не потому, что ты нам нужен, а… да просто нелепо потерять друга, которого только что нашел! Лронг вдруг почувствовал, как тоненькая иголочка прошла у него между ребер – в голосе принцессы не было ничего от ее прежних королевских интонаций. – Назови обещанную тебе плату, храбрый менестрель, – невольно вырвалось у него, – и я ее удвою! А вот это прозвучало уже по-княжески. – Ты что-то раскомандовался, оружейник, – небрежно бросил певец тихрианских дорог, – то фирман тебе подавай, то перлы сулишь… Тот, кто меня нанял, обещал в уплату свой меч. Его не удвоишь. Мона Сэниа тихонько опустила голову и слегка приподняла брови. Ну и ну. Нашли время. Нет, все мужчины одинаковы, какой мир ни возьми. А жаль, что этого Харра нельзя пригласить в свою дружину – неспособный перемещаться в пространстве, как это умеют одни лишь джасперяне, он будет только обузой. – Ты получишь свой меч, как только вернется мой супруг, – сказала она примирительно. – Но если ты торопишься, я попрошу Эрромиорга, сенешаля моих ленных владений, переслать мне сюда самый драгоценный клинок, какой только найдется в оружейной палате моего замка. Он отступил на шаг и, уперев руки в бока, оглядел ее с ног до головы. – Слушай, и что вы все передо мной выпендриваетесь – и ленные, понимаешь, владения, и замки-хоромки, и только что голубого золота под ноги не мечете! А ты, я смотрю, баба нездешняя, но зело смазливая с лица, даром что ноги только подкачали – куцые, что у ежихи; да простит меня свет вешний, безгрешный, что таким, как ты, врать не обучен… Вот и пригласила бы меня на свою дорогу, а то я до нее, может, и в жисть не доберусь – и попировали бы, и песен, ко столу пристойных, сердце тешащих, наслушались, а то уж больно ты неулыбчива, а потом… К счастью, и для растерявшейся впервые в жизни принцессы, и для схватившегося за голову Сорка, и для грозно выпрямившегося князя Лроногирэхихауда это «потом» повисло в воздухе, потому что между кораблями пронеслась невидимая вибрирующая волна, предшествующая появлению голоса, и раздался звучный, хорошо знакомый баритон: – Принцесса Сэниа! Ты слышишь меня? Но это не был голос Юрга – всего лишь Флейжа. – Мы на Земле, принцесса. Так получилось. Если слышишь, ответь, и тогда я перешлю тебе голос командора Юрга. Земля – это берег озера, и яркий желтый квадрат среди зеленой травы, и чистая раковина бассейна со светящимся дном… – Я слышу тебя, Флейж! Говори! – Сэнни! С тобой… с вами все в порядке? – а это уже был ее Юрг, ее звездный эрл. – Да, да! Мы под крылом у Лронга, за нас не беспокойся. Но почему вы на твоей Земле? – Полный провал, Сэнни, – голос то усиливался, то затухал, как всегда бывает, когда его пересылает кто-то другой; но слова долетали отчетливо. Стамена покалечило, я не связывался с тобой, пока не прилетели врачи и не сказали, что жить он будет. Ребра переломаны, левую руку раздробило. Точно под танком побывал. Хорошо, шлем выдержал… – Крэги? – Нет. Дэв взбесился. – А… ты? – Ни царапинки. Непостижимо! И еще невероятнее то, что все наши приборы прекрасно работают в степи, у строфионов, но в Аду, черт бы его побрал, мертвы, как сосульки. Спроси у сибиллы… О, меня зовут. Лечу со Стаменом, пока он не очухается. Ты пойми меня, любимая, я иначе не могу. Оставайся на Тихри сколько хочешь… – Нет. Я – домой. – Тогда усиль охрану. Флейжа отсылаю. Ких на нашей озерной площадке, что на Барсучьем, буду держать с ним связь по радио… Бегу, бегу! Ну все. Будь! Мона Сэниа вздохнула. Вздох получился таким протяжным, словно она вбирала в себя весь воздух, прилетевший с Земли вместе с голосом. – Вот так, – обернулась она к Лронгу, детским беспомощным жестом поднимая кверху раскрытые ладони. – Я опять одна… Ну и Харр по-Харрада, естественно, не выдержал: – То есть как это – одна? А я? Флейж, уже успевший вернуться под родные джасперианские небеса, почтительно подал руку принцессе, выходившей из только что появившегося кораблика. Кукушонок, истосковавшийся в этой пустынной каменной чаше, где только изредка возникал Эрромиорг, заботливо переправлявший из замка все необходимое, ринулся навстречу и, опустившись на подставленный локоть, от счастья засвистел по-птичьи, подняв изящный серый клюв к вечереющему небу. Гуен, восседавшая на куполе большого корабля, ставшего по совместительству здешним замком, напротив, только захлопала крыльями, приподнимаясь, но не взлетая; взгляд ее немигающих глаз был устремлен на отверстие люка. Когда в нем показалась голова Харра, птица резко взмыла в воздух и заложила крутой вираж, готовая в любой момент сорваться в смертельно опасное пике. – Гуен, охранять! – успела крикнуть принцесса, подымая правую руку. – Это свой. Что-то в незваном госте, уже облачившемся в свое привычное одеяние, не удовлетворило придирчивую стражницу; она пронеслась над самой его головой и увесистой известковой каплей осквернила щегольской кафтан. – Ах ты, кура безмозглая! – завопил Харр своим прекрасно поставленным голосом. – Яйца несет? – Нет, – пробормотал Флейж, давясь от хохота, но еще не зная, как отреагирует принцесса на оскорбление, нанесенное ее гостю. – Тогда – на вертел ее, сволочугу! – Достойный странник, – сурово проговорил Сорк, появившийся из второго вновь прибывшего корабля, – негоже сотрясать здешний воздух словесами, уместными в придорожных кабаках, ибо тебя слышит юный принц. – А ты не волнуйся, служивый, принцы таковым словам в первую очередь научаются – и от стражников, и от мамок. Дело житейское. Но при даме воздержусь и извинения приношу наинижайшие. Повернувшись к даме задом, он принялся стаскивать с себя единственное свое одеяние, обнажив при этом спину, густо курчавившуюся черным лоснящимся волосом. |