Книга Евангелие от Крэга, страница 26 – Ольга Ларионова

Потом раздался негромкий голос командора:

– Фирюза…

С крошечного сморщенного личика малышки глядели в теплое небо Джаспера не правдоподобно большие глаза – неотразимая васильковая синь скюзовых очей, смягченная и разбавленная материнским молоком.

Когда мона Сэниа вернулась в шатер, королева Ушинь уже сложила свою корзинку, и лупоглазое существо – то ли божок, то ли живой талисман – чуть пошевеливался в ее глубине. Шоео старательно умывался, по-кошачьи стирая лапочкой давешнее наваждение; мордочка его сохраняла выражение крайней озадаченности. Касаулта спала тем глубоким и самым счастливым на свете сном, который недоступен мужскому пониманию; нареченная странным, земным именем новорожденная так же безмятежно взирала на потолок, как и на небо – краткий промежуток покоя между ужасом рождения и первым голодом. Жизнь входила в нормальную колею.

От пира Ушинь отказалась – дела домашние, да и мало ли кому на ее островах понадобится неотложная помощь! Возразить было нечего.

– Прими благодарность, великодушная королева, от всех нас и от этой малышки, которая родилась, чтобы никогда не увидеть собственного отца, проговорила принцесса, невольно вкладывая в свой голос всю радость, облегчение и печаль, которые наполняли ее одновременно. – И соблаговоли сделать мне подарок: обратись ко мне с какой-нибудь просьбой!

Серебряная королева улыбнулась легко и чуточку смущенно, как бы извиняя принцессу за некоторую церемонность ее речи:

– Покажи мне твоего сына, моя милая.

Сэнни унеслась, стремительная, как девчонка; тут же появилась с сыном, держа его поперек живота. Наследник хрюкнул и потянулся к легкому ореолу, окружающему голову королевы, – вероятно, приняв ее летучие волосы за огромный одуванчик.

– Так вот, значит, каков наследник трона Величайшего-Из-Островов, задумчиво проговорила Ушинь.

– Надеюсь, что нет, – вырвалось у принцессы. – После моего отца трон достанется кому-нибудь из братьев, вот и пусть у них голова болит!

– По древним законам Джаспера, который вы, как я вижу, не сохранили, сын не может наследовать трон. Только внука можно успеть научить всему, что следует знать мудрому королю, – тихо проговорила королева, и в ее интонациях мона Сэниа уловила ту же горечь, что и в разговоре с Алэлом. – Но не принимай мои слова как совет, моя милая: древние законы существуют только для первозданных.

Принцесса догадалась, что королева Ушинь называет так не только свои острова, но и обитающий на них народ.

– Мне пора. – Ушинь сияла свой фартук из рыбьей кожи и, сложив, поместила в корзинку, старательно расправив углы, – как показалось принцессе, это было сделано для того, чтобы укрыть от посторонних глаз певучую животинку, чей вид будил какие-то смутные воспоминания. – Мой муж и господин прислал бы за мной лодку, но сегодня он не властен над морской стихией…

– Ушинь, вы не успеете моргнуть, как будете дома, – не могла сдержать улыбки мона Сэниа. – Честное слово, это совсем не страшно. Я сейчас.

Она вернулась в комнатку Касаулты, чтобы подвинуть к ней поближе новорожденную. Ушинь между тем вышла на солнечный луг, жмурясь от яркого света.

– Э-э, бабулька, можно тебя на минуточку? – услыхала она над самым ухом.

Это, несомненно, была незабываемая пара – крошечная розово-серебряная женщина и полуголый верзила, словно обмазанный дегтем с головы до громадных четырехпалых ступней.

– Дай-ка сюда. – Харр по-Харрада бесцеремонно вытащил у нее из корзинки опустевшую флягу; встряхнув, откупорил и с горестным подвываиием выцедил последние капли.

– Анделисова слеза… – пробормотал он сокрушенно. – Где ж это видано такой благодатью да конечности грешные обмывать! Грех. Грех, бабулька. Радость надо людям дарить, а не на землю лить.

Он с горестным вздохом возвратил королеве пустую емкость.

– Ты, как в другой раз будут кликать повитуху, меня возьми. Подмогну. Да не думай, я задаром.

– Благодарствуй, милый юноша, – совершенно серьезно ответила серебряная королева, – я справлюсь. А ты найди дорогу к моему дому, и мои дочери изукрасят твое чело, а древние боги осенят своей благодатью.

– Заметано, – сказал менестрель, хлопая Ушинь по плечу.

В этот момент мона Сэниа вышла из шатра.

– По-Харрада! – взвизгнула она. – Перед тобой королева этих островов!

Обернувшиеся на ее крик дружинники все как один преклонили колена. Юрг немного помедлил, но, вспомнив о возложенной на него дипломатической миссии, решил, что маслом каши не испортишь, и присоединился. Один Харр остался торчать, как Александрийский столп, почесывая одной босой ногой другую.

– Не гневайся, моя милая, – проговорила своим журчащим голоском Ушинь. А ты, сын черной Ночи и хмурого Вечера, и впредь не подлаживай свою речь под чужой голос. Такие, как ты, милы первозданным. Да будет благословен ваш бирюзовый дол!

– Я сразу же вернусь, – шепнула мона Сэниа и, почтительно обняв Ушинь, которая не могла удержаться от того, чтобы пугливо прикрыть глаза, исчезла вместе с нею.

Дружинники подымались, отряхивая штаны.

– Это что за слово дивное – би-рю-зовый? – старательно выговорил непочтительный певец.

– Камень такой, – пояснил Юрг. – У вас что, не встречается? Точь-в-точь как глаза у… у Касаултовой дочки. Имя-то она пусть сама придумывает.

– Ты ж вроде ее нарек, а ты – властитель, твоя и воля.

– Не городи чепухи. По нашим обычаям сыну выбирает имя отец, а дочери мать… Впрочем, иногда это обоюдно. А Фирюза – так прозывают красавиц с голубыми глазами у нас в тех странах, где это – большая редкость; там все больше черные.

– А красных не бывает?

– Бывает. У белых крыс.

Над только что получившим свое название Бирюзовым Долом, примерно на высоте птичьего полета, возникла Сэнни, высматривая себе свободное место для окончательного появления. Гуен с радостным кличем, способным довести кого угодно до заикания, ринулась ей навстречу, и принцесса позволила себе несколько секунд так любезного ее нраву свободного падения. Но стоило гигантской сове поравняться с ней, как она исчезла, чтобы в тот же миг очутиться рядом со своим супругом. Гуен затрясла головой и подняла торчком затылочный гарпиевый гребень – эта способность людей только-только начать игру, а потом пропасть неизвестно как, доводила ее до бешенства. К счастью, характер у нее был отходчивый.

– Пришлось спасаться бегством, – весело сообщила принцесса. – А то алэловы дочки из чувства симпатии чуть было меня не разрисовали. Представляете – я да с маргаритками во лбу.

– Твоему лбу пристала молния, – с неожиданной галантностью изрек менестрель.

– Да уж, – согласился Юрг. – И как там дочки?

Мона Сэниа помялась:

– Да на чей вкус… Глазастенькие, губастенькие – есть в них что-то рыбье.