
Онлайн книга «Евангелие от Крэга»
– Да что ты с ним сотворила, злая жисть? – крикнула она, с размаху швыряя кружала об пол; раздался хруст – это одно из колец попало точно по драгоценному камню, венчавшему эфес Харрова меча, и распалось надвое. – Ладно, хватит с меня заветов, – печально проговорила Мадинька и, не прощаясь, выскользнула вон. – Споила-одурманила она тебя словесами мудреными, – запричитала хозяйка дома. – Ишь, глаза-то побелели… – Уйди, а? – просительно промычал он. – Оставь меня на одну ночь, пока я с ума тут не стронулся… – Как же! Она плюхнулась рядом с ним на постель, положила его голову себе на колени и принялась гладить по белым его кудрям, не забывая другой рукой наливать одну чашу за другою, и так до тех пор, пока не забылся он тяжело и бездумно. Наутро, с трудом продрав глаза, первым делом увидел посапывающую рядом Махиду, понял: в ее доме ему хозяином не быть. Значит, надо зарабатывать свой. С луками да стрелами провозился он много долее, чем ожидал, – руки у него были хоть и искусные, да не про деревянное дело. И на двор к аманту ходить перестал, пока не сварганил три лука: для себя – здоровенный, а для амантовой ребятни – словно как игрушечные. Несколько раз ходил в рощу подалее, пристреливался тупой лучиной. Наконец выбрал три наконечника поплоше и увел на целый день наследников, к делу приспосабливать. А вот тут он и не ожидал, что они окажутся такими прыткими – может, помогло то, что на кряжистом столетнем стволе нарисовал угольком тупое свинячье рыло, в которое целить было одно удовольствие. Дни летели быстро, как оперенные лебедиными перьями стрелы, и вот наконец Харр заявился к Иддсу с плоским коробом за плечами. – Куда подаваться надумал? – равнодушно осведомился амант, словно виделись они не далее как вчера. – Да на ужин к тебе. Стеновой! Позовешь ли? – Считай, что напросился. – А ежели я двоих своих сподручных прихвачу? Иддс поднял бровь: – Что-то охамел ты, как бирку я на тебя навесил. Ну и кого? – А наследников твоих. Вот тут уже амант удивился по-настоящему: – Вы там что, вместо науки ратной шутки шутили в роще-то? – Шутки кончились, воин-слав. Зови детишек. Брат с сестрой вошли степенно, поклонились, точно званые на чужой пир. Сели. К блюдам почти не притрагивались, на Харра не косили – словом, вели себя так, что в который раз подумалось: от таких не ушел бы, ежели б свои такими удались. Наконец подали на блюде поросенка, зажаренного на вертеле; тут уж Завка не выдержала, стрельнула рысьим глазом на своего наставника. Тот нахмурился: а вот такого уговора не было. Отставить, значит. Завка, знавшая о предстоящем визите Харра и с вечера улещивавшая кухарей, чтоб побаловали свининкой, капризно надула было губки, но тут Харр поднялся, потянувшись за своим коробом: – А что, воины мои малые, не потешить ли нам аманта-батюшку, так сказать, на сладкое? Амант и тут бровью не повел – ждал сдержанно, несуетливо. Харр повел его на ратный двор, а стражей попросил на время убраться из дому. Иддс и тут промолчал. Завл нырнул куда-то в угол, достал припасенное на этот случай чучело. Отставил к супротивной стене. Когда гость начал вытаскивать из короба невиданные на всем Многоступенье луки, амант не выдержал – вытянул шею и подлез Харру под локоть. Тот усмехнулся: – Ну что, с тридцати шагов сможешь положить недруга? – Копьем. – Сам говорил: копье мимо просвищет – и нет его, безоружен ты. Амант не дурак был, уже понял, что к чему. Сопел на весь двор. – Ну, теперь гляди! – сказал Харр. И было аманту на что поглядеть. Три стрелы вошли в травяной мешок, на котором была нарисована усатая рожа; три – где положено быть сердцу, желчи и вздоху. Отступил. На место его встал отрок, старательно прицелился, и из трех стрел две-таки вмазал прямо под намалеванные усы. Уступил боевой рубеж сестренке. Она, правда, на пяток шагов подошла, но, почти не целясь, угодила в глаз – и в бою, и в поединке честном такая рана вывела бы противника из строя, а ежели стрела заговореная или ядом опоеная, то и совсем из жизни. И это ручонкой дитячьей-то! Харр, усмехаясь, глянул в лицо аманту – слюнки-то не потекли? Пока нет, но были готовы. – Так, – сказал амант. – Оружье тут оставьте и подите пока прочь. Наследники, поклонившись, вышли. – Похвалил бы… – Успею. Сколь многие знают про это? Харр молча поднял руку, показав четыре пальца. – А девка твоя? – Виноват. Как ладил – видала, а вот для чего, вряд ли догадалась. – Да коваль, что наконечники мастерил… Понятно теперь, почто они за тобой охотились. Поняли, что дело это оружное, новое. Все тонкости хотели из тебя вытянуть. Вместе с жилами, разумеется. Рыцарь поежился, вспомнив несчастную мудродейку. От того, что в Серостанье тамошний зверь не синье производил, а серь-серебрень, ему было бы не легче… Иддс принялся чесать грудь, на которой от носимой почти постоянно дырчатой кольчужки отпечаталась красная сетка. – Выберешь десяток воинов, у кого рука потверже, а язык покороче, заключил он. – Натаскивать будешь тут же, а за стенами моими – ни-ни. Мастерить будешь так, чтоб я видел, горницу тебе отведут. – Кстати, о покоях, – обрадовался по-Харрада. – Несподручно мне будет за каждой шалостью из околья сюда бегать. – Присмотри дом, что без хозяина, – по всему стану с десяток таких. – А платить кому следует? – Все хоромы, что промеж стен, – мой доход. Так что, считай, мы в расчете. Казначея только с собой прихвати. Харр взялся за свой лук, намереваясь спрятать его в плоский короб, но Иддс и тут остановил его: – Себе другой смастеришь. Харр понял, что воин-слав при нем не хотел позориться, неумехой себя выставлять. Ну да дело его, воин он бывалый, быстро освоится. Харр поклонился и вышел, кликнув казначейного телеса. Хотя было ему чуточку обидно – ни тебе спасибо, ни какого другого слова приветного. Но зато – дом. И тогда он впервые за все эти дни позволил себе вспомнить о том, о чем запретил даже думать… На самом верхнем уровне благоприобретенной башенной хоромины, в просторной и совершенно пустой светлице он шумно вздохнул, даже не веря, что все так просто обошлось, и ринулся к окну. Зелогривье, если не считать амантовых домов, все лежало под ним, подставляя его жадному взгляду свои крыши, огражденные кадками с зеленью, уставленные лежанками да скамеечками, устланные коврами и полосатыми циновками, – все напоказ солнышку, равнодушному и не то чтоб слишком ясному. Диковинное Харрово жилище, нависающее над окрестными домами и улочками, точно шляпка исполинской поганки, могло бы служить отменным сторожевым постом, но в этой земле, как видно, за своими не следили – впрочем, за чужаками тоже, полагаясь на зоркость разноцветных пирлей. Так же мало волновала эта чужая, отворенная прямо в зеленоватое небо несуетливая жизнь и амантова лучника, для которого совсем нечувствительно и уж тем более против его воли весь белый свет сошелся клином на одном-единственном доме – вот этом, что ближе остальных, с круглой, не зелененой крышей, посредине которой высилась закрытая беседка. Крыша была пуста, и только ветер лениво шевелил какой-то золотисто-желтый лоскут, упавший, как видно, из-за узкой резной створки, заслоняющей окошечко беседки. Ох и горазд же был рокотанщик хорониться от чужого взгляда! |