Онлайн книга «Осенний Лис»
|
Ближе к ночи совершенно неожиданно потеплело. Небо затянула сизая облачная пелена. Большими пушистыми хлопьями повалил снег. Вскоре двое приятелей добрались до леса. Ветру сюда пути не было, снег падал чинно, степенно и мягко кружась. Побродив окрест, Жуга облюбовал небольшую поляну, Вайда выбор одобрил, и решили заночевать прямо здесь. В темноте расчистили место, из-под седой разлапистой ели надергали сушняка, и вскоре под котелком заплясал, зябко похрустывая дровами, робкий зимний костерок. Вайда расположился поудобнее, стянул, покряхтывая, сапоги, и поставил их ближе к огню; посмотрел с неодобрением на свои сбитые, в мозолях, ноги и полез в сумку за провизией. Жуга в свою очередь развязал мешок, повытаскивал каких-то засохших, узлом скукоженных кореньев. Вынул нож, искрошил в котелок два-три корешка, задумался на миг и добавил еще. Вода вскоре закипела, приобрела неприятный бурый цвет. Жуга размешал варево, ловко подцепил котелок и поставил его на снег. Помахал рукой, сморщился. Вайда нерешительно покосился на остывающий взвар, понюхал и скривился: — Это что… вот это — пить? Жуга усмехнулся: — Полощи. — А-аа… Рифмач придвинулся поближе, взял протянутую другом берестяную кружку, зачерпнул и подождал, пока не остыло. Попробовал, выплюнул. Еще раз и еще. Жуга поворошил прутиком костер, глянул выжидательно. — Все еще болит? — Вроде, как потише… — Зачерпни еще… да погоди ты — горячо… — М-мм… Слушай, а ведь и впрямь — помогает! — Ну, так… — понимающе усмехнулся тот. В котелке убыло. Вайда потянулся было снова, да передумал и отложил кружку. — На завтра решил оставить? — Ага. — А чай где заваривать? Выливай, ну его, к лешему… Натаяли свежего снега, засыпали чаю. На расстеленном платке разложили хлеб, две-три луковицы, тугое кольцо копченой колбасы. Некоторое время молча жевали, прихлебывали, обжигаясь, прямо из котелка. Вайда, заметно повеселевший, ел вкусно, с охотой. Откинулся на одеяле. — Ух, хорошо… Ну, спасибо тебе, друг Жуга, ох спасибо! Мне ведь, право слово, спасу от этого зуба не было. Знаешь, как крючило! — Ну, так вырвал бы его — и дело с концом. Чего волынку-то тянуть? — Вырвать — ишь ты! этак зубов не напасешься… Да и боязно. — Ну и дурак, — Жуга вытянул из кучи хвороста веточку, поворошил угли. — Щеку раздует. — Думаешь? — Раздует, раздует… Драть надо. А у тебя сапоги горят. Рифмач ахнул и спешно потянул из костра сапоги — подошвы уже залоснились черным. Дымно пахло горелой кожей. Вайда скривился — «Тьфу ты, черт!», сунул их в снег, вытащил и оглядел со всех сторон. Вздохнул. Жуга усмехнулся. — Ладно, хоть просохли. — И то правда. Натянув сапоги, Вайда улегся на одеяле и потянул к себе небольшой округлый сверток синего бархата. Развернул. Внутри оказалось что-то вроде бандуры, только поменьше, и с девятью струнами. Жуга несколько удивленно смотрел, как тот, любовно погладив ладонью пузатое деревянное донце, стал подстраивать тонкие жилы струн. — Ты еще и поешь? Вайда прищурился хитро. — А то как же! — Ну-ну… — Жуга с сомнением потер подбородок. — Сомневаешься? — усмехнулся тот. Струна натянулась, зазвучала басовито. Вайда взялся за вторую. — Сам посуди — как петь с этаким-то зубом, да еще по морозу? Тут уж, брат, я тебе скажу, не до песен… — А теперь? — А теперь — совсем другое дело… Отчего ж не спеть? — Он смолк, задумчиво глядя в огонь. Нахмурился, бездумно перебирая струны. — Про что петь будешь? — полюбопытствовал Жуга. — А? — встрепенулся тот, — вот, про него… — Он кивнул на костер и снова помрачнел. — Есть одна старая песня, не очень, правда, старая. Начало у нее веселое, а вот конец… Впрочем, слушай. Вайда тронул струны. Полилась мелодия, и вроде бы даже не грустная, но какая-то не такая — словно Вайда боялся громко играть, словно кто-то прятался за деревом, подслушивая. Струны пели мягко, упругим чистым перебором, и Жуга как-то упустил миг, когда в музыку вплелись рифмованные строки: Коль заблудился ты в лесу, Глухая полночь на носу, И волки сходят с гор, Спокоен будь: не тратя слов Насобирай побольше дров И разведи костер. Когда застанет дождь в пути, Не знаешь ты, куда идти, Но коль твой нож остер, Ты завернись плотнее в плащ, Нарежь ветвей, построй шалаш И разведи костер. Когда на землю ляжет снег, И солнце свой замедлит бег, Забыв согреть простор. Когда вокруг метет метель, И лишь сугроб — твоя постель, Твой лучший друг — костер. Когда горит в ночи окно, Искрится старое вино, Кипит веселый спор, Забудь свои обиды, друг, Спеши скорей в тот тесный круг, Где правит бал костер. Огонь не добрый и не злой, Но плоть становится золой — Суд королевский скор: Тому, кто хочет быть собой И жизнь прожить с прямой спиной — Один путь — на костер… Песня закончилась. Некоторое время оба молчали. — Красиво, — наконец, сказал Жуга. — Только как-то жестоко. — Какая жизнь, такие и песни, — вздохнул Вайда, пряча инструмент обратно в бархат. — Ладно, давай спать. Развернули одеяла. Жуга подбросил побольше дров и передвинул костер в сторону. Смел угли. Закутавшись поплотнее, оба улеглись на прогретом пятачке земли, время от времени поворачиваясь с боку на бок, когда слишком припекало, и вскоре заснули. * * * Среди ночи Жуга вдруг проснулся. Царила полная тишина. Снегопад прекратился, лишь одеяла у обоих были запорошены тонкой белой пеленой. Жуга сел и зябко поежился. Огляделся окрест. Верховой полночный ветер расчистил небо, открыв бледный растущий месяц и густую россыпь звезд. Через небосвод, от края и до края дымчатой белой лентой тянулся чумацкий шлях. Костер почти погас, лишь тлели, догорая, угольки. Жуга пощупал землю под собою — та была еще теплой. Спать не хотелось, наоборот — голова была ясная, до звона в ушах. На душе было странно и тревожно — непонятно откуда накатило неясное чувство потери. Вот только… потери чего? |