Онлайн книга «Осенний Лис»
|
Травник помедлил. Посмотрел на отшельника. Этот человек принял его с порога, не сказав ни слова против, без страха предложил с ним разделить свой хлеб… Мог ли он обидеть его молчанием? В голове вереницей пронеслись имена и события — все не то, и все не те… Страник поднял голову. — Однажды приятель назвал меня — Лис, — поколебавшись, сказал он. — Прозвание не хуже многих, — кивнул отшельник. Поставил на стол две глиняных миски и снял с огня котелок. — Присаживайся. Травник кивнул и вдруг задумался. Улыбнулся грустно. — Как странно, — произнес он. — Что? — повернулся тот. — У меня никогда не было братьев. — Все мы братья во Христе, — отшельник коснулся креста на груди. — Я монах, друг мой. — Монах? — переспросил странник. — Монах из братства святого Франциска, — кивнул тот. Он прочел молитву, перекрестился и принялся за еду. Хлеб, творог, капуста без сала и соли, печеная репа и сколько угодно теплого парного молока — страннику показалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Брат Леонард завтракал молча, и на странника не глядел, лишь покосился на его руки и отвел взгляд. — Ты шел всю ночь? — спросил он, когда тарелки опустели. — Всю ночь, — кивнул травник, — а может быть, и больше. — Он задумался на миг. — Да. Больше. Усталость накатывала мягкими волнами. Веки его смыкались сами собой. — Я вижу, на тебе кафтан из тех, что носят слуги графа Цепеша, — помедлив, произнес отшельник. — А руки со следами от цепей. Не упомню я, чтобы граф отпускал своих пленников, одарив их напоследок… Или, если ты графский охотник, то в чем провинился? Странник помолчал, прежде чем ответить. Лгать монаху не было ни сил, ни желания. К тому же, в самом облике отшельника, в его серых глазах и спокойном тихом голосе было что-то, вызываюшее доверие. — Кафтан не мой, — сказал он хмуро. — Еще вчера я был в плену у графа Цепеша. — И он отпустил тебя? Травник покачал головой и усмехнулся. Поднял взгляд. — Я убежал. * * * Назвавшийся Лисом проснулся в конце дня и долго лежал, размышляя. Почему-то вдруг возникло странное чувство, будто все это уже когда-то с ним происходило, или — виделось во сне. Казалось, после всех этих событий он должен был бы места себе не находить, однако на душе у него было спокойно, как никогда. Он помнил трапезу и брата Леонарда, помнил, как монах великодушно уступил ему свое ложе. Травник уснул мгновенно, как будто провалился в мутный омут тревожных, но теперь забытых сновидений. Он сел и огляделся. Монах куда-то исчез. Костер почти погас, лишь тлели угольки в седой золе. Коза с двумя козлятами спала в загончике на сене. Край занавеси у входа был приподнят, и в пещеру лился свет и свежий воздух. Было холодно. Странник поежился, сел, нашарил у кровати свои сапоги и обулся. Снаружи захрустели шаги, и в пещеру, отряхивая снег с башмаков, вошел брат Леонард. В руках его была вязанка хвороста. — День добрый, — он кивнул, завидев странника. — И тебе того же. Монах развел огонь, натаял снега в котелок. — Здесь есть родник, — сказал он, улыбаясь виновато, — но мне не хотелось далеко уходить. Да, кстати говоря — я не нашел твоих следов, только те, что возле входа… Как ты сюда попал? — Спрыгнул сверху, — ответил тот, стянул рубаху, вышел вон и принялся растираться снегом. Монах задумчиво глядел на его белесые, неровно сросшиеся рубцы — на шее, на руке, и третий — на спине, размерами побольше. Посмотрел на карниз над входом и покачал головой. — Вот уж не думал, что здесь кто-то может пролезть, — сказал он. — Откуда ты? — С гор. — Вот как… — нахмурился брат Леонард. — И что же привело тебя в наши края? Травник отряхнул с плеч тающий снег, растерся рубахой, надел ее. Прошелся рукой по волосам. Посмотрел монаху в глаза. — Не знаю, — он помотал головой. Рыжие волосы разлетелись мокрыми космами. — Не знаю даже, с чего начать; уж слишком много всего… — Начни с начала, — посоветовал монах, разливая в чашки молоко. — С начала… — усмехнулся тот. — Ну что ж… можно. Однажды я родился, и один старик в горах взял меня к себе… Рассказ был долог. Отшельник слушал молча, не перебивая, только когда травник помянул браслет, попросил показать, но тот лишь развел руками в ответ. Наконец, речь зашла о камнях на поляне, о дикой охоте, тюрьме и побеге. — Так значит, вот кто растревожил старое зерцало… — задумчиво проговорил брат Леонард и посмотрел на странника. — Кто надоумил тебя прийти на ту поляну? — Никто… Я сам. Я понял вдруг, что становлюсь не тот… — Не надо, — он поднял руку, — не объясняй. Со мной, наверное, случилось то же самое, когда я вознамерился вступить в братство… Но я бежал от мира, а ты бежишь от самого себя. Естественно, что ты не можешь понять, чего хочешь найти. Ты даже бросил свой талант, лишь бы не быть собой. — Я устал каждый раз обжигаться до кости. — О да! Твой дар и верно, как огонь. Он может обогреть в мороз, а может и всю избу спалить, это уж смотря как с ним обращаться. Откуда он, не знаю, но я и про огонь не ведаю, откуда он; так что ж мне — отказаться от огня? — Огонь не добрый, и не злой… — пробормотал травник. — Да. Верно. Но почему — слова? Откуда в них такая сила? — Уж где ей быть, как не в словах, — ответил тот. — Ведь и в начале тоже было Слово. — Но то был бог! — Исус был тоже — сын человеческий. И умер он за наши грехи. Все мы, люди — рабы божьи. Травник нахмурился. — Не знаю, за чьи грехи умер Исус, но уж точно — не за мои, — сказал он. — А рабом я никогда не буду, даже — рабом божьим, — губы его искривила усмешка. — Это значит, получается в таком разе, что я уже и не человек? Отшельник покачал головой. — Похоже, ты обречен ходить по грани между радостью и болью. Ума не приложу, почему из всех дорог ты выбираешь лезвие ножа… Ты хочешь помочь, но злишься на себя, помогая. Ты хочешь остаться, но уходишь. Имеешь дар, и сам же его бросаешь. Хотя, постой! — монах встрепенулся. — Напомни мне еще раз, как звали того, кто… И умолк. — Что? — травник поднял голову. — Амброзий… — прошептал брат Леонард и побледнел. — Ты говорил — Амброзий? — А, тот… Да. — Мерлин! — воскликнул отшельник, ошарашенно глядя на своего гостя. — Господи Исусе… Что, если ты и вправду угадал тогда… О небо, что за дар! |