Книга Генетик, страница 41 – Анатолий Маев

— Кофе мы не хотим, от кофе кожа морщится. Давайте-ка лучше рассказывайте мне и помощнику, что случилось.

А сам смотрит на нее, ну просто поедает глазами. Казалось, что мысленно он ее уже успел раздеть, одеть и опять раздеть. До того все откровенно, что мне за него даже неудобно стало. Вдруг Еврухерий ни с того ни с сего, продолжая рассматривать ее фигуру, вопрос ей задает:

— Белье часто меняете?

Женщина побледнела, бедная, испуганно смотрит на меня, словно ища защиты, и лепечет:

— Каждую неделю.

— Я про постельное белье спрашиваю! — с явным раздражением уточняет Макрицын.

— Не знаю, — признается женщина. — Домработница приходит и меняет, а как часто — не обращала внимания.

— Так что случилось? — обращается к ней Еврухерий. И хозяйка начинает тараторить:

— Вы не поверите… все так необъяснимо… но я буду с вами абсолютно откровенна… Девять месяцев назад в автокатастрофе погиб мой муж, мой любимый и единственный мужчина с момента, как мы познакомились. Мы встречались три месяца, еще четыре прожили в браке…

Тут Макрицын бестактно прервал женщину, объяснив, что ему надо подумать. Он поудобнее уселся в кресле, закинул голову назад и закрыл глаза. В это время, воспользовавшись паузой, я спросил у хозяйки, где туалет. Потом зашел помыть руки в ванную, как и просил Еврухерий, и через пару минут вернулся. Макрицын еще некоторое время пребывал в прежнем положении, но достаточно скоро открыл глаза и сразу же обратился к женщине:

— Мы договаривались, что вы врать не будете, а сами врете.

— Я говорю правду, — возразила Кристина. Так звали хозяйку квартиры.

— Нет, врете, — повторил Макрицын. — Мужа вы не любили, а замуж пошли, чтобы прописаться. Вы приехали в Москву из деревни, что неподалеку от Белой Церкви, потому, что вам очень хотелось поменять печь с дровами в украинской хате и холодный сортир во дворе на теплую московскую квартиру со всеми удобствами внутри. Первый месяц вы жили у сестры, но потом она вас выгнала за то, что вы соблазнили ее сожителя. После этого вы занялись оказанием известных услуг мужчинам за деньги. Тогда-то вы и встретились с Петром Геннадьевичем Головачевым, приехав к нему по вызову в эту самую квартиру. А через три месяца стали его женой. Однако втайне от него и в его отсутствие продолжали встречаться за деньги с одним из своих постоянных клиентов.

Кристине сделалось плохо. Она села на стул и обхватила руками голову. Женщина рыдала. Макрицын же как ни в чем не бывало продолжал:

— Меня, короче, это не интересует. Но если хотите, чтобы я помог, говорите правду.

Кристина взяла себя в руки и продолжила:

— После смерти мужа, недели через две, я случайно встретила одного молодого человека, и у нас сразу возникли близкие отношения. Мы были вместе два месяца. Как-то вечером я уже лежала в кровати и ждала его из ванной. Он пришел, лег со мной, начал целовать и вдруг… вдруг вскочил как ненормальный, не сказав ни слова, быстро оделся и ушел. Выражение его лица было звериным. Я звонила ему, хотела спросить, что произошло, но он не отвечал на звонки. Месяц я была одна. Но потом в ночном клубе встретила человека и влюбилась. У нас сразу возникли близкие отношения. Роман развивался настолько быстро, что мужчина сделал мне предложение уже через две недели…

— Что вы каждый раз говорите «близкие отношения сразу возникли»? Мне это понятно стало в тот момент, когда я вас увидел. Я должен подумать.

Еврухерий вновь самым безобразным образом прервал даму и принял известную позу в кресле. Однако довольно быстро вернулся к разговору:

— Он бы женился на вас. Но вы сразу бы развелись. Ведь мужчина тоже, как и вы, был с Украины. Из-под Харькова вроде. Так вот, он рассчитывал прописаться у вас, а вы бы отказали. После чего сразу бы и расстались.

Женщина, потрясенная словами Макрицына, не знала что и сказать, но быстро оправилась и затараторила опять:

— Я ответила, что нам надо подольше повстречаться, лучше узнать друг друга, чтобы решить, стоит жениться или нет. Мы были вместе почти пять месяцев. Как-то вечером я уже лежала в кровати и ждала его из ванной. Он пришел, лег со мной, начал целовать и вдруг… вдруг вскочил как ненормальный, не сказав ни слова, быстро оделся и ушел. Выражение его лица было звериным. Я звонила ему, хотела спросить, что произошло, но он не отвечал.

— Вы наизусть, что ли, заучивали? — с ехидным выражением лица задал вопрос Еврухерий и, не дожидаясь ответа, посмотрел на меня.

В этот момент я отчетливо разглядел его глаза — они были необычны: было ощущение, что его взгляд легко проник в мою голову, обшарил все закутки мозга, а вырвавшись наружу, прихватил с собой огромное количество информации. Во всяком случае, несколько секунд я чувствовал, что мой разум опустошен. Ощущение бесследно ушло сразу же после того, как Макрицын перевел взор на хозяйку квартиры:

— Нет, вы точно не хотите, чтобы я объяснил вам, в чем дело? Вы продолжаете врать! Но раз я пришел, то слушайте: и во время жизни с мужем, и после, вплоть до позавчерашнего дня, вы продолжали оказывать услуги тому самому постоянному клиенту, о котором я сказал ранее. Конечно же тайком от мужа и тех двоих женихов. Так вот, после этих услуг сразу же надо было постельное белье менять, потому что от вашего клиента воняет «Шипром», как в общественной уборной хлоркой. А у поклонников, поди, нюх хоть и не собачий, да присутствует: чем простыня пахнет, понять смогли.

Затем, не взяв ни копейки за помощь, Макрицын вышел из квартиры, а я вслед за ним…

Гость завершил рассказ и помолчал немного.

— И ты знаешь, Аполлон, что меня потрясло? — спросил вдруг Кемберлихин. — В ванной действительно стоял резкий запах «Шипра» — пахло содержимое ящика для грязного белья.

— Очень интересно, Федор. Как минимум на один вопрос я отвечу: он тебя пригласил, чтобы проверить свои возможности по считыванию мысли. У него получилось. Иэто ужасно! Черт бы с его предсказаниями, чтением будущего и прошлого побрал! Но теперь он становится опасен. Реально опасен! Огромное спасибо за все, что ты мне рассказал. Для меня это очень важно.

Кемберлихин покинул квартиру приятеля далеко за полночь. А Ганьский еще долго сидел на кухне и о чем-то размышлял. Через день, на одиннадцать часов утра, была назначена подсадка плода сестре Вараниева. У Аполлона Юрьевича оставалось чуть больше суток для принятия решения о том, экземпляр из какой банки использовать. Он подошел к оборудованию, открыл дверку термостата и задумчиво посмотрел на посудины. Левая была помечена тонкой желтой полоской, на которой стояла написанная фломастером буква «А». На правой пометок не имелось.

Утром Аполлон Юрьевич проснулся одновременно с Мариной.

— Дорогой, — обратилась к нему она, — я заметила, что последние несколько дней ты почти полностью погружен в себя, очень замкнут. О причинах я могу только догадываться и склоняюсь к мысли, что это напрямую связано ствоими научными изысканиями. Если я чем-то могу помочь — скажи.