Онлайн книга «Жена журавля»
|
— … — Переехала к тебе? — Ну да. Я так хочу. — ПЕРЕЕХАЛА К ТЕБЕ?! — Я понимаю, что все немного внезапно. — НЕМНОГО ВНЕЗАПНО? Ты знаком с ней каких-то две недели! Подумать только! Вы кто — мухи-однодневки?! — Аманда… — Папа, ты бредишь. Ты же едва ее знаешь! — В том-то и дело. А хочу узнать лучше. Просто сгораю от нетерпения. — И ты решил узнать ее таким способом? Послушай, ты втюрился, и я за тебя очень рада, но я и волнуюсь за тебя, Джордж. Ты ломишься с места в карьер. Ты втюрился, и твое чувство очень сильно, только она не станет любить тебя так же сильно в ответ, и уверяю тебя, если ты попросишь ее переехать к тебе, она, скорее всего, сбежит от тебя на край света. И правильно сделает! Любая женщина поступила бы точно так же. — Она не любая. — Может, и так, но если она не какая-нибудь марсианка… — Почему бы и нет? — …тогда она точно решит, что ты сумасшедший. — Ты не стала бы так говорить, если б ее увидела. Это решение кажется самым простым и естественным… — Вот видишь, как для тебя все быстро и просто! А я ведь ее даже еще не видела! — Почему бы тебе не заехать к нам на ужин в субботу? — Потому что я буду в Ромфорде, и мне нужно завезти к тебе Джея-Пи… — Ну, оставайтесь потом, когда приедешь его забрать. — Не могу. В субботу вечером ему должен звонить Генри, а я… — Я просто хотел тебя с ней… — Да зачем это мне? Почему я вообще должна запоминать ее имя? Через каких-нибудь пару дней она сбежит, стоит тебе попросить ее переехать сюда. Ведь вы знакомы всего две недели. — Знаешь, Аманда, порой я никак не пойму, с чего ты взяла, что можешь разговаривать со мной в таком тоне. — Я… — … — … — Аманда? — … — О, милая, только не плачь, я вовсе не хотел тебя оби… — О нет, я знаю, что не хотел, потому и плачу. Ты даже выволочки мне делаешь так по-доброму, и ты прав, а я не знаю, что со мной творится, я просто какое-то злобное дерьмо… — Ты вовсе не злобное… — Еще какое злобное! Вот и опять! Откуда ты знаешь, что я не разревелась специально, чтобы ты принялся убеждать меня, что я не злобная? — А ты какая? — Не знаю!!! — Милая, что происходит? — … — Вздохи такой длины обычно указывают на то, что… — Кажется, я разосралась с девчонками. — Боже, Аманда… — Я знаю, не нужно ничего говорить. — С какими девчонками? — Чего? — С какими девчонками? — Да все с теми же. Мэй и Рэйчел. — Рэйчел… Это та, что разговаривает одними вопросами? — А Мэй — та, у которой сиськи натуральные, но похожи на силикон. Вот видишь? Стоит мне только о них подумать, как я тут же стебусь над ними… — Так что случилось-то? — Все как всегда. Я просто открыла свою огромную, грязную, драную пасть. — О, нет. Только не это… — Не лучшее время стыдить меня за мой язык, пап. — Извини. — Я просто н-не понимаю! Как людям это удается? Как у них получается так запросто болтать друг с другом? Как они умудряются, я не знаю, попадать в струю, расслабляться и так легко отпускать направо-налево всякие шпильки да остроумные шуточки, а я просто сижу перед ними и думаю: Так, и о чем же мы все говорим? И что я должна сказать? А что не должна? И если все-таки должна или все-таки не должна, то — как? И вот, когда я наконец открываю рот, все, оказывается, уже убежали на три темы вперед! — А почему бы тебе самой не задавать тему? — От этого все только становится еще хуже. Ну то есть вся эта катастрофа и началась с моей фразы о том, как я ненавижу это убожество на Мейфэр… — Какое убожество? — Мемориал «Животные на войне». — А чем он тебе не угодил? — … — О, милая, я не знаю, почему ты плачешь, но прошу тебя… — Потому что я не могу взять в толк, как люди друг с другом общаются, пап. Я пытаюсь, но выходит совсем фигово — то разобью чей-то любимый фарфор, то плюну кому-нибудь в суп, то похериваю все эти сраные правила, о которых мне даже никто никогда не рассказывал! — Ох уж эти англичане. Они просто обожают правила, которых никто не знает. — Да, но я-то англичанка. Я-то и есть они. — Я всего лишь хочу сказать, что вряд ли ты единственная среди них, кто чувствует себя изгоем. — Но ведь так оно и есть. Я действительно изгой. Думала, вырасту — что-то изменится, но… — Умные люди часто чувствуют себя изгоями, родная. — Я не настолько умная. Хотя умнее Рэйчел. И даже, наверно, умнее Мэй, хотя у этой хитрюги хватает секретов. Так что не знаю, возможно. Только что за радость быть умным, если ты произносишь слова, а никто не понимает, что они означают? — Прости, дорогая. Но, может, они просто не те, с кем стоит пытаться дружить? — А с кем тогда стоит? Мне уже почти двадцать шесть, а я даже не могу никого назвать своей лучшей подругой! Да ты знаешь, в какие фрики записывают таких дур, как я? Да все девки только и циклятся на лучших подругах, даже если друг дружку ненавидят! — Ну, у парней тоже бывают лучшие друзья. — Ты просто не ловишь, о чем я. За моей спиной четверть века фальстартов и подглядываний в чужие окна — и полные непонятки, как же пробраться на этот сраный праздник жизни. И главное, как там остаться. — Бывает и хуже. Скажем, все лет пятьдесят. — Ты никогда не страдал от неумения ладить с людьми, Джордж. — Зато я страдал от неумения удержать их рядом с собой. Та же проблема, вид сбоку. — Мама с тобой осталась. — Ненадолго. — Надолго. Она до сих пор твой друг. — Друг — это все-таки не жена, Аманда. — Да уж, знаю. Все знаю. Просто я… замоталась совсем на работе. И дома. Генри звонит Джею-Пи и говорит со мной очень вежливо. Дружелюбно, вежливо… и, мать твою, любезно. И вырывает по три куска у меня из сердца всякий раз, когда… — Ладно, я перестаю умолять тебя не реветь. Возможно, эти слезы тебя исцеляют. — Только не эти. Это слезы злости. Только не вздумай ржать. |