Онлайн книга «Жена журавля»
|
А когда взглянул на нее снова, ее глаза горели золотом. И блестели от слез. У Джорджа перехватило горло, но уже не от дыма. — Я знаю тебя, — сказал он, и это был не вопрос. Она медленно кивнула: — Да. Он коснулся ее щеки, испачканной чем-то черным, напоминающим сажу. — Тогда почему ты грустишь? — Он провел пальцем вниз, до ее подбородка. — Почему ты всегда так печальна? Раздался грохот, и они оглянулись на дом. Пламя уже поглотило крышу, пожирая его жилище с потрохами. — Таблички! — сказал он, откашливаясь. — Мы должны сделать новые… Но Кумико ничего не ответила, и он вытер слезы, что текли по ее щекам. — Кумико? — Ты должен простить меня, Джордж, — с грустью сказала она. — За что? Это мне нужно твое прощение. Ведь это из-за меня… — Прощение нужно всем, любовь моя. И за все годы, что я себя помню, у меня не было никого, кто предложил бы его мне. — Ее глаза вспыхнули — хотя, возможно, только отразили пламя его горящего дома. — Пока я не встретила тебя, Джордж, — продолжала она. — Только ты это можешь. И только ты это должен. — Не понимаю, — сказал Джордж, все еще лежа в ее объятиях, головой на ее коленях. — Прошу тебя, Джордж. Прости меня. И тогда я уйду. — Уйдешь? — Он сел, обескураженный. — Нет, ты не можешь уйти. Я же только нашел тебя! — Джордж… — Я не стану прощать тебя, если из-за этого ты уйдешь. Она положила руку ему на грудь, словно успокаивая. И опустила взгляд. Он посмотрел туда же. Ее пальцы раздвинулись, между ними показались перышки — белые, как луна, белые, как звезды, белые, как желание. И тут же исчезли. — Я не могу остаться, — сказала она. — Это невозможно. — Я не верю тебе. — С каждой секундой мне все труднее, Джордж, — проговорила она, и перья вновь проступили меж ее пальцев. А затем опять исчезли. Джордж с трудом выпрямил спину. В голове по-прежнему клубилась пустота — неудивительно, что ему виделись, точно во сне, все эти странные вещи. Языки пламени невозможных цветов — зеленые, фиолетовые, голубые. Ночное небо над ними, слишком ясное для зимней ночи. Звезды, такие острые, что можно порезаться, если к ним прикоснешься. Он коченел, как ледышка, и в то же время горел, как огонь. Этот огонь подливал в его кровь свежего гнева, гнева, которого ему хватит, чтобы… — Нет, — сказала Кумико так, словно говорила не с ним. — Ты уже много чего натворил. Ты знаешь, о чем я. Джордж заморгал: — Что? Но пламя внутри него уже унималось, и желание извергнуться иссякало, превращаясь в воспоминание. Он нахмурился: — Мои глаза сейчас были зелеными, так? Наклонившись, она поцеловала его, и глаза ее блестели золотом, хотя он и заслонял собой ее лицо от горящего дома. — С тобою я обрела покой, — сказала она. — Покой, в котором нуждалась так отчаянно и который, я надеялась, сможет продлиться… — Она отклонилась и посмотрела на дом. — Но он не сможет. — Умоляю тебя, Кумико. Пожалуйста… — Я должна уйти. — Она взяла его руки в свои. — Я должна освободиться. Мне нужно прощение. Я не могу больше делать вид, что мне не больно от всего этого. — Но это мне нужно твое прощение, Кумико. Я переспал с Рэйчел. Хотя и сам не знаю зачем… — Это не важно. — Это самое важное из всего! Он отнял руки. Казалось, само время остановилось. Почему его дом горит уже так долго, но никаких пожарных нет и в помине? Почему он больше не замерзает на этой заиндевелой траве? Почему Кумико говорит ему все эти странные вещи? — Я узнал тебя, — сказал Джордж. — Это все, чего я хотел. Все, что я когда-либо… — Ты не знаешь, кто я. — Ты — Леди-из-облака. — Он сказал это твердо и спокойно. — И та самая птица, из которой я вынул стрелу. Она улыбнулась ему. Печальной улыбкой. — Мы оба — Леди-из-облака, Джордж. И я — твоя журавушка, а ты — моя. — Она вздохнула. — А еще мы оба — вулканы. Истории чередуются, помнишь? Они меняются и зависят от того, кто их рассказывает. — Кумико… — Я ошиблась. — Она стерла полоску сажи с его щеки. — Ты и правда знаешь меня, Джордж, и за это мне нужно твое прощение. Это знание уже занесло тебя не в ту историю, и оно погубит тебя. Поэтому ты и должен меня простить. — И она повторила голосом, полным печали: — Всем нужно прощение, любовь моя. Всем и каждому. Он увидел, как она поднесла к груди руку и ногтем указательного пальца провела на коже черту. Кожа на груди расползлась, точно трещина в земле, и он увидел, как бьется ее сердце. Она взяла его руку и вложила в порез его пальцы. — Кумико, нет! — еле выдавил Джордж с горечью, от которой перехватывало горло. — Возьми его, — сказала она. — Возьми мое сердце. Освободи меня. — Пожалуйста, не проси меня. — Он почти хрипел, и его собственное сердце чуть не выскакивало из груди. — Я не могу. Я люблю тебя. — Это самое лучшее, что любящий может дать тому, кого любит, Джордж. Благодаря этому и возможна жизнь. Благодаря этому мы выживаем. Ее сердце билось перед его глазами, поблескивая кровью, и пар от него поднимался в морозный воздух. — Но тогда ты уйдешь, — сказал Джордж. — Мне все равно придется уйти. Но так я уйду свободной. Пожалуйста. Сделай это ради меня. — Кумико… Но больше он не нашел что сказать. А еще ему показалось, будто он ее понял. Она любила его, но даже ее любовь не могла удержать ее на этой земле. Она просила у него прощения за то, что он ее знал, и просьба эта почему-то больше не казалось ему странной. Покуда ее история оставалась той, которую рассказывала она, а не той, которую требовал рассказать он, все шло хорошо. Но он потребовал. Он слишком глупо и алчно жаждал узнать ее. И наконец узнал. Теперь он знал ее. Но разве любовь — ради этого? Ради знания? Да. И в то же самое время — нет. И теперь она права: у него нет иного выбора. Кроме того, чтобы выбрать, как ей уйти. Его рука замерла на ее груди в нерешительности. — Не смей! — донеслось до них через садик. Рэйчел стояла у самых ворот, и глаза ее светились зеленым так ярко, что Джордж различил это даже во мраке; казалось, они извергали пламя, бушевавшее у нее внутри. Рядом с нею стоял Джей-Пи — всклокоченный, перепуганный, полузавернутый в одеяло с «вихляшками Завро» — и сосал свой крохотный большой палец. |