Онлайн книга «Мотылек»
|
– Мы будем среди сорока в шлюпках. – Это ты так думаешь, но другие не дурнее тебя. Они так же, как и ты, будут вооружены, и, если у каждого найдется в голове хоть пара извилин, никому не захочется, чтобы их всех, как ты выразился, извели под корень. Вы перестреляете друг друга, прежде чем доберетесь до лодок. Но вот что самое паршивое: ни одна страна не разрешит вам высадиться на свой берег. Во все концы полетят телеграммы, которые опередят ваше прибытие в любую страну. Вас уже будут ждать и встретят как надо, особенно после той кровавой бани, какую вы хотите здесь устроить. Где бы вы ни появились, вас арестуют и выдадут Франции. Как тебе известно, меня вернули из Колумбии, так что я знаю, о чем говорю. Клянусь честью, вас возвратят отовсюду за подобные дела. – Так. Ты, значит, отказываешься? – Да. – Это твое последнее слово? – Решительно последнее. – А нам ничего больше не остается, как идти дальше. – Минуточку. Прошу вас, не говорите ни с кем из моих друзей о вашем плане. – Почему? – Заранее знаю: они откажутся. Так что не стоит. – Хорошо. – Вы действительно не можете отказаться от этой затеи? – Говоря откровенно, да, Папийон. – Не могу понять, что вы преследуете, поскольку я вам говорю совершенно серьезно: если даже мятеж удастся, вы все равно не обретете свободу. – Больше всего мы хотим отомстить. А теперь, когда ты нам разъяснил, что ни одна страна нас не примет, мы подадимся в буш и будем жить в лесу одной бандой. – Даю вам слово, что я не заикнусь об этом никому и никогда, даже ближайшему другу. – Мы и не сомневались. – И последнее. Дайте мне знать, когда начнете, чтобы я вовремя убрался на Сен-Жозеф и не отсвечивал на Руаяле. – Мы предупредим, когда надо будет менять остров. – Может, я могу что-то сделать, чтобы вы передумали? Может, вместе поработаем над планом? Придумаем что-нибудь другое? Например, украдем четыре карабина, нападем на стражников в лодках. При этом никого не убьем. Возьмем лодку и отчалим вместе. – Нет. Мы зашли слишком далеко. Для нас самое главное – месть. За это мы готовы заплатить жизнью. – И детей? И женщин? – Все крапивное семя под корень. Они все одинаковы – одна кровь. Им нет пощады – все как один должны умереть. – Хватит об этом. Больше ни слова. – Ты не хочешь пожелать нам удачи? – Нет, не хочу. Прошу вас, откажитесь от этой затеи. Есть гораздо более стоящие вещи, чем эта кровавая бойня. – Ты не согласен, что мы имеем право на месть? – Имеете, но вымещайте не на тех, кто вам не сделал ничего плохого. Прощайте. – Пока. Мы ни о чем не говорили. Так, Папи? – Лады. И Отен с Арно ушли. Ну и дела! Похоже, у этих ребят на плечах не голова, а что-то другое. Да не только у них: с ума посходили еще человек пятьдесят-шестьдесят. По их словам, именно столько и наберется. А в день мятежа уже будет целая сотня! Нет, такое могли придумать только сумасшедшие! Никто из моих друзей даже не намекал на что-то похожее. Значит, эти двое могли вести разговоры только с явными идиотами. Просто немыслимо, чтобы кто-то из моего окружения участвовал в подобном заговоре. А последнее обстоятельство только ухудшает положение вещей: безмозглые убийцы – это самые настоящие убийцы. Человек моего круга может убить, но за дело, а не просто так. Согласитесь, разница большая. Примерно неделю я исподволь собирал информацию об Арно и Отене. Арно получил пожизненную каторгу за дело, которое не тянуло и на десять лет, – несправедливо, конечно. Но если учесть, что за год до этого его брата приговорили к смертной казни за убийство полицейского, становится понятным, почему так строго отнеслись к нему судьи. Отсюда и приговор, возмутительный по жестокости, поскольку прокурор на судебном процессе больше говорил о брате Арно, чем о нем самом, и тем самым создал враждебную ему обстановку. Арно подвергли ужасным пыткам, и все из-за того же брата. Отен никогда не жил на свободе, он познакомился с тюрьмой уже в девятилетнем возрасте. А когда ему исполнилось девятнадцать и он должен был покинуть исправительное заведение для малолетних преступников, он убил одного парня. Именно в тот момент, когда он с приписным свидетельством на руках готовился к службе в военно-морском флоте. Отен, должно быть, слегка свихнулся на идее добраться до Венесуэлы и устроиться на работу на золотой рудник. Там он планировал подстроить все таким образом, чтобы ему оторвало ногу, за что можно было бы получить денежную компенсацию. Нога у него не сгибалась еще на Сен-Мартен-де-Ре: ввел шприцем в колено какую-то гадость. Гром среди ясного неба! Сегодня на утренней перекличке из строя вывели Арно, Отена и Жана Карбоньери – брата моего друга Матье. Жан работал пекарем и жил поэтому у причала рядом с лодочной стоянкой. Их отправили на Сен-Жозеф без всяких объяснений и какой-либо видимой причины. Ни слова, хотя к этому времени Арно чистил и смазывал оружие уже в течение четырех лет, а Жан проработал пекарем все пять. Это не могло оказаться случайностью. Кто-то донес. Утечка информации, но каков объем и как далеко она зашла? Я решил побеседовать со своими ближайшими друзьями: Матье Карбоньери, Гранде и Гальгани. Никто ничего не знал. Значит, все-таки Отен и Арно имели дело с заключенными не нашего круга. – В таком случае почему они обращались ко мне? – Потому что каждый знает, что ты хочешь сбежать любой ценой. – Но не такой. – Где им понять разницу! – Что скажешь о Жане? – Бог знает, как он мог оказаться таким дураком, чтобы влипнуть в подобную историю. – Может, тот парень, который выдал его, просто ляпнул, а на самом деле ничего и не было?! События разворачивались с нарастающей быстротой. Прошлой ночью убили Джиразоло, когда тот направлялся в гальюн. Кровь обнаружили на рубашке негра с Мартиники, известного вам погонщика буйволов. В результате слишком поспешного следствия и на основании показаний еще одного негра, который поначалу стал кое-что выбалтывать, но потом прикусил язык, парня с Мартиники приговорили к смерти. Как-то у бани во дворе ко мне подошел старый пройдоха по имени Гарвель, а по прозвищу Савоец. – Папи, у меня положение хуже губернаторского, ведь это я убил Джиразоло. Хотелось бы спасти чернокожего, но боюсь сам лечь под топор. Поэтому я и помалкиваю в тряпочку. Случись отделаться тремя-пятью годами одиночки, я бы признался. – Какой приговор? – Двадцать лет. – Сколько отбарабанил? – Двенадцать. – Подумай, как получить пожизненный срок, и тогда тебя не отправят в одиночку. |