Онлайн книга «Лишние детали»
|
Перед походом на пиво к нам с Чессом присоединился его двоюродный брат Сэм. Он адвокат, очень серьезный мужик. Даже когда мы в прошлые выходные купались в водопаде, съезжая на задницах по большим плоским камням, у Сэма было такое лицо, будто он сейчас скажет: «Ваша Честь, обратите внимание на эти скользкие водоросли…» Но, кроме шуток, Сэм – не дурак. Работка у него такая, что дураком быть просто нельзя. Он мне однажды рассказывал про свое последнее дело: лошадь на скачках сломала ногу, и ее владелец судился с администрацией ипподрома. Так Сэм полгода изучал анатомию лошадей, чтобы выиграть этот процесс. А когда он приезжал в прошлый выходной купаться, я видел у него в «бардачке» книжку о бабочках, но всё же постеснялся спросить, что за дело на этот раз. Говорить с ним о загадочной твари, поселившейся за нашим домом, я тоже вначале не собирался. Тем более что пить мы начали у Майкла в подвале, где вообще не слышно никаких звуков снаружи. Однако там мне быстро надоело. Американцы почему-то пьют пиво стоя. Невзирая на это, я обычно всегда нахожу, куда пристроить задницу. Но в подвале Майкла всё было как будто подстроено к моему приходу: совершенно не на что сесть, кроме ледяного цементного пола и холодных бочек с пивом. И главное, стоило мне об этом заикнуться, как они сразу потребовали рассказать еще чего-нибудь о диковинных обычаях русских. Начался очень длинный разговор, во время которого я пытался объяснить, почему мы в Питере греем пиво зимой: – Летом жарко, так? – Так. – В кайф выпить холодного пива, так? – Так. – Зимой холодно, так? – Так. – В кайф выпить подогретого… – Ни за что! Пиво подогретое не бывает! Представь, Алекс – ты на пляже, жара… и еще пиво горячее! Бр-рр! – Блин, но это же летом, когда жарко, так?! – Так. – Но зимой же холодно, так?.. И опять по кругу, всё сначала. В конце концов Сэм тоже понял, что разговор зациклился, и предложил выйти на воздух. Мы вышли с пивом на задний двор и, стоя над ручьем, любовались природой. Сэм увидел невдалеке дерево с белыми цветами и тут же сказал его название – которое я тут же забыл, но зато спросил: – А слышишь – вот это? Будто наждачкой по камню… Всю ночь мне спать мешало! Чесс говорит, это лягушка. – Маловероятно. Лягушки так не орут. Я думаю, насекомое. Или даже птица, – ответил грустно-задумчивый Сэм. И почему-то добавил: – А ты слышал, как кролики верещат, когда их режут? Ужасный звук, правда? Я промолчал. Я не слышал, как верещат кролики. – Вот, кстати, еще одно интересное явление, – продолжал Сэм, отхлебнув пива. – Похоже, Майкл приучил свою собаку не срать на своей территории! Действительно, лохматый Твелвгейдж уютно примостился прямо за нашим домом. Ограды между дворами не было, но пес Майкла верно вычислил, что у нашего дома – чужая зона, а значит, можно гадить вдоволь. Закончив, он подхватил зубами свою любимую «летающую тарелку», которую перед этим заботливо положил перед собой на землю, и убежал. А я на всякий случай запомнил место, чтобы не вляпаться. * * * В выходные скрежещущая «не мышонка, не лягушка» отошла на второй план. Конец пятницы вообще не зафиксировался в памяти: в рамках культурного обмена я показывал американцам, как делается пивной пунш. Тот самый, про который мой приятель Жора обычно рассказывал так: «А потом кто-то сделал этот пунш. Не помню только, кто…» Субботу и воскресенье мы провели на Дип Крик, где учили Лиз, племянницу Чесса, нырять с мостков под плакатом «Купаться запрещено». Я лишь раз вспомнил про загадочное существо-напильник, когда по пути обратно Чесс на скорости сто миль в час высунул за окно губную гармошку. Получилась совершенно шизовая музыка ветра. И мне сразу пришло в голову – а может, нет у нас за домом никакого особого существа? Просто ветер так шумит, треплет какой-нибудь сухой листок между сучьев. Но в этот вечер я всё равно ничего не слышал: вернувшись домой, сразу заснул как убитый. Свежий воздух, купание, ну понятно. Зато в понедельник! Я пришел с работы усталый, поел булки с молоком, послушал старый «Аквариум» и лег спать. Вернее, только лег. В душном ночном воздухе, под аккомпанемент скрипачей-цикад выводил свое соло одинокий напильник. Закрыть окно было бы просто самоубийством: вентилятор, стоявший на подоконнике и тянувший свежий воздух, был единственным спасением от жары. А когда-то я думал, что он гудит! Да по сравнению с этими наждачными звуками вентилятор был просто шепотом любимой девушки! Я провалялся без сна еще полтора часа, обдумав всё, что только можно обдумать, если лежишь в тридцатиградусную жару на полосатом пододеяльнике и слушаешь надрывающуюся за окном лягушку или кто там еще. В третьем часу я не выдержал и спустился вниз. На кухне сидел Мэт и ел разноцветные макароны. Увидев меня, он заржал: наверное, решил, что я иду звонить. Месяц назад ночью, когда я лежал на полу в прихожей и разговаривал по телефону с Маринкой, Мэт вернулся из бара, перешагнул через меня и пошел спать; встав в полвосьмого утра и спустившись вниз, он обнаружил, что я всё еще лежу в прихожей и разговариваю; он тогда сразу спросил, не дам ли я ему на минуточку телефон – позвонить в дурдом; но я успокоил его, сообщив, что говорю не с Россией, а всего лишь с Северной Каролиной. – Проклятая древесная лягуха! – объяснил я свою теперешнюю бессонницу. – Ни хера не дает спать! – Take my gun and take care, – предложил Мэт. – Не, лучше молочка попью. Может, засну. – It might help, too. Но поднимаясь в спальню, я вновь услышал… Все окна в доме были открыты, и казалось, под каждым сидит пьяный сантехник и перепиливает толстую трубу мелким рашпилем. Я передумал возвращаться и вышел на улицу. Ага, вот оно что! Их уже двое! Немного поодаль от первого источника звука завелся второй. И они, суки, теперь переговариваются! «Шрых» – «шырых-шырых»… «Шрых» – «шырых-шырых»… Я попробовал подойти ближе, но передвигаться в темноте по колючим кустам оказалось непросто. Абзац! Царь Природы. На рубеже XXI века. В одних трусах на берегу ручья, в третьем часу ночи. Жертва напильникофобии. Разозлившись, я схватил горсть камней и запустил ими на звук. Потом еще очередь – по второму. Странные звуки смолкли. Под ласковое пение цикад я вернулся в дом. Мэт оторвался от разноцветных макарон: – Did ya show them bastards where Russian crayfish stay the whole fuck’n winter? – Типа того. Я поднялся в спальню и лег. Как хорошо – только цикады и вентилятор. Однако… Блин, мне опять не спалось! Я понял, что лежу и думаю о древесной лягушке. Почему она кричит каждую ночь? Почему замолчала? Может, я убил редкое животное или помешал ему искать подругу? А может, это все-таки не животное, а какое-то странное явление природы? Бывает, деревья от мороза трещат. Интересно, трещат ли они от жары? |