Онлайн книга «Битва Деревьев»
— Ты отрядишь солдат? — спросила она. — Или я ослышалась? Эльхант и старшина взглянули на нее. — Не ослышалась, — произнес агач. — Нельзя разбивать отряд! — отрезала Лана. — Прежде чем кого-то отсылать, ты должен посоветоваться. Я не разрешаю… Повернувшись к ней спиной, Эльхант крикнул: — Эй, слушайте! Множество лиц повернулось в его сторону, и Септанта продолжал: — Я приказал, чтобы полдюжины солдат сопровождали телеги до лагеря. В лесу могут напасть орки или мертвоживые. Эти, что наскочили на вас, — их слишком мало. Обычно зеленые не ходят стаями меньше, чем в две дюжины. Значит, где-то неподалеку есть еще. Но амазонка не хочет — говорит, мы не должны разбиваться. Что скажете? Воцарившуюся тишину нарушил Орхар. — Так что же, дукс… — проворчал он, вытирая рукавом нос. — Надоть кому-то, канешна, с ними идти. Тут же, погляди… — он ткнул пальцем в крестьян. — Токма трое, кто биться может, осталось. Лицо Ланы побагровело, и брови сошлись над переносицей, в точности как это было у ее отца, когда он рассердился на Септанту в шатре. — Женщины тоже могут сражаться! — рявкнула она. — Ты, рядовой, заткнись! Если… Септанта заговорил, но Лана молчать не собиралась, и тогда он повысил голос: — Ты обучалась у питшей? — Что?.. — Амазонка от неожиданности запнулась. — Да. О чем ты, дикарь? — Дочки богатых сидов часто учатся в туате калин. Они хорошие воительницы. Но эти крестьянки умеют шить и готовить, не убивать. Если даже небольшая стая орков или отряд мертвоживых заметит обоз — их перережут. Или ты забыла, что не у всех богатые отцы? Что не все могут отправить своих детей на обучение к Баркентинским горам? Словно устав от такой длинной речи, Эльхант кивнул, показывая крестьянам, что можно продолжать сборы, и пошел к телеге с Кучеком. У стоящей за его спиной Ланы лицо напряглось, и рука, сжимающая меч, задрожала — казалось, она готова броситься за кедром и вонзить клинок ему между лопаток. Затем амазонка ссутулилась, опустив голову, резким движением отправила меч в ножны. — Разделитесь, — велела она. — Половина будет сопровождать телеги. Солдаты переглянулись, а Орхар лишь покачал головой. Эльхант остановился над трупом орка. Могучее тело, залитое темной кровью, напоминало груду покрытых мхом булыжников. Агачу пришло в голову, что с виду орк — нечто среднее между големом и эльфом. Куда здоровее последнего, но заметно проворнее первого. Приплюснутые черты лица, зрачки желтые, белки покрыты сетью красных прожилок, тупые клыки, шершавая шкура и коричневая сыпь на ней… Значит, песня филида успела подействовать. Если бы он допел заклинание до конца, орки покрылись бы волдырями и язвами. Зеленокожего опоясывало широкое железное кольцо, поддерживаемое кожаными ремешками, перехлестнутыми через плечи; другое, поменьше, было на шее, еще четыре на руках и ногах. От тела шел тяжелый кислый дух — это был их естественный запах. Кучек сидел, поджав толстые короткие ноги, и сверху вниз смотрел на агача. — Мы разделимся, — произнес тот, заглядывая в черные глаза-дыры. — Половина солдат поедет с этими крестьянами назад к лагерю, половина — дальше. — Ты умеешь сражаться? Рот-трещина стал чуть шире. Из глиняной головы донесся скрипучий голос: — Порван плащик. Эльхант отстегнул заколку, снял ножны, затем плащ. Почти на середине тянулся вертикальный разрыв. Агач поморщился. Плащ дешевый, но и Септанта никогда не был богат… — Ошибся эльф, — проскрипел Кучек. Септанта кивнул: — Да. Не надо рваться вперед, когда с тобой солдаты. — Он надел плащ, перекинул через плечо ремень ножен и пояснил: — Я привык драться один, поэтому на время забыл про остальных. Они помолчали, разглядывая друг друга. — Езжай с теми, кто возвращается, — произнес наконец Эльхант. — Ты только задерживаешь нас. Кучек сел боком, свесив ноги, и телега натужно скрипнула. — Нет. — Нет? — повторил Септанта. — Хозяин велел… — Он велел тебе наблюдать за мной, да? Голем молча глядел на него. — Ты должен следить, и если я стану делать что-то не то или вдруг окажется, что я предатель… — Убить, — сказал голем. — Сокрушить. Уничтожить. Раздавить. Снести. Труден язык деревьев, несть числа словам и смыслам… Еще мгновение Эльхант смотрел в черные дыры его глаз, затем развернулся и пошел обратно. * * * — Это что такое? — спросила Лана. Отряд остановился возле глубокого прямого следа, уходящего в лес. — Змея… — предположил Орхар, слез с лошади и присел на корточки. След, шириною почти в два локтя, состоял из поперечных впадин и узких прямых горбов между ними. — А вона другой, — подал голос один из солдат. Поскрипывая, к ним подъехала телега. Голем потянул вожжи, и мосластый коняга встал. Зажав ноздрю пальцем, Орхар сморкнулся в траву, вытер нос рукавом. — Никогда такого не видал, — признался он, выпрямляясь. — Не зверь, точно, выемок от лап нету. И два рядом, вона как ровно они идут… — Ящер, — предположила Лана. — Где ж ящер, госпожа… У ящера не токмо хвост, лапы тоже… и где они? — Ну, значит, змей. — Похоже, да тока што ж это за змей такой здоровучий? И вот это… — наклонившись, солдат провел по одной из впадин. — Это што такое? Чешуя у него такая, штоль… Не, не могет быть. Эльхант оглянулся на Кучека и сказал: — Едем дальше. Они успели преодолеть незначительное расстояние, когда Орхар произнес: — Вроде штой-то там стоит. Вишь, кедр, вон тамось, на холме? Септанта, приглядевшись, кивнул. — Телега вроде… — продолжал солдат. — Не разберу я… А, оно самое, телега. — Озеро рядом, за тем холмом, — подала голос амазонка. — Сейчас увидим кранног. Обитающий на озере туат саилив был одним из самых богатых в Атлансе — как и гортов-плющей. Саилы жили торговлей и ремеслами, их рукоделия, посуда и украшения славились везде. Уже давно они заключили перемирие с более воинственными гортами. Риг ив и риг плющей купили цену чести друг друга — ритуал предельного доверия, после которого война между двумя туатами становится невозможной. Воины гортов охраняли ремесленников саил, а мирная часть их туата занималась рыболовством в светлых водах Флэя. Отряд миновал последние деревья, и наконец Эльхант смог разглядеть повозку. В соломе стояло множество запечатанных крышками пузатых горшков. Запряженная в телегу лошадь была мертва, под колесами и вокруг лежали тела. |