Онлайн книга «Царствуй на страх врагам! "Прогрессор" на престоле»
|
— …Его Небесное Величество император Японии, заботясь о жизни, здоровье и благополучии своего царственного старшего брата, да пошлют ему боги десять тысяч лет жизни, повелел назначить одного из членов императорской семьи дзисаем. [45] Им стал четвертый сын его Небесного Величества… Сайго Цугумити выталкивает вперед мальчика лет семи-восьми. Черт возьми, что-то я слышал об этих дзисаях. Если память мне не изменяет, бедный дзисай не должен был ходить в баню, стричься и бриться, ему категорически запрещено ловить на себе насекомых, он не ест ничего мясного, а на женщин глядеть и вовсе не имеет права. А уж если на меня свалится какая-нибудь беда или я, не дай бог, серьезно заболею, то дзисая объявят виноватым и убьют, полагая, что тем самым облегчат мою участь. Господи, несчастный малыш! И ведь наверняка это не то что не родной сын, даже не родной племянник императора. Усыновили, небось, какого-нибудь мальчонку-бедолагу, вот теперь ему и будет всю жизнь небо с овчинку казаться. Не-е, так не пойдет! — Минуточку! — Переводчик осекается на полуслове и с ужасом глядит на меня. — Я бы хотел уточнить: где будет жить мой дзисай? Курода Киетака рычит что-то. Переводчик сообщает, что дзисай будет обитать во дворце в Токио. — Не, так не пойдет. Мой дзисай должен жить рядом со мной. Премьер и глава МВД Японии, выслушав перевод, синхронно кивают. Мне показалось или они и в самом деле кивнули одобрительно? Может быть, я попал?.. — Милый, а дзисай — это что? — интересуется Татьяна. Пока я шепотом растолковываю ей, кто этот мальчик и какая участь его ждала бы, оставь я его в Японии, глава японской делегации опять сообщает нечто благожелательное. Правда, таким тоном, что кажется, что он объявляет о своем желании сожрать меня живьем… — …Его Небесное Величество император Японии, преклоняясь перед знаниями старшего царственного собрата, так много знающего об обычаях Страны восходящего солнца, послал девять потомков славных и древних родов из девяти главных провинций Ниппон, дабы они хранили покой бесценной сияющей жемчужины здоровья вашего величества… Здрассте! Вот только этого мне и не хватало! Между тем девять мужиков с серьезными мордами и длинными свертками, в которые упакованы катаны, делают шаг вперед и синхронно, точно по неслышимой команде, кланяются. Весело! Что мне прикажете с ними делать?! — Их Небесное Величество, император Японии, освободил их от присяги на верность ему и их дайме. Они принесли присягу вам, и отныне, ваше императорское величество, вы, и только вы, вольны в их жизни и смерти, в их телах и душах. Если же они не нужны вам, его Небесное Величество ходатайствует перед своим старшим братом о милости: даровать этим недостойным кайсяку, дабы облегчить им уход… Та-ак! Значит, если я не возьму этих гавриков на службу, они немедля отправятся сеппуку совершать? Не, блин, нормально! Хорошо устроились… А может, и в самом деле: послать Егора — пусть последнему башку снесет?! Девятка безучастно, словно скульптурная группа, стоит, ожидая решения… Нет, пожалуй, я их все же возьму, вот только… — Хорошо. Пусть эти люди служат мне. Но только если они перейдут в православие… Я не успеваю закончить, как переводчик бросает девятерым что-то короткое, повелительное. Все девятеро рявкают «хай!» [46] и дружно извлекают из-под кимоно нательные крестики. В зале разносится странный речитатив: Отце нась, изе еси на небеси! Да сватица имя твое… [47] Мать моя датчанка! Да они ж «Отче наш» шпарят! И довольно уверенно. Но до чего ж забавно!.. …Хреб нась насусьный даздь нам днесь! И остави нам дорги наси… Блин, вот это номер! Ладно, все, убедили: беру! И с Мацухитой помирюсь… …И не введи нась во искусение, Но избави нась ат рукавого. Аминь. Аминь-то аминь, да вот чего ж делать-то? Серега Платов спит и видит, как показательно выпорет японцев. Как только очистится ото льда залив Петра Великого — Сингапурский и Владивостокский крейсерские отряды объединят силы, и начнется у раскосеньких веселая жизнь! Одно радует — посланное к генерал-адмиралу судно вовремя доставило в Сингапур радиостанцию. И я успею отдать «стоп-приказ». …Нась ради церевек и насего ради спадзения Ссседсяго с небес И вопротивсегося от духа Свята и Марии девы И воцеровецисися… Ух, ты! Они уже «Символ веры» читают! Интересно, они мне тут весь молитвослов с псалтырем выдадут, или все-таки у них есть кнопочка для остановки? …И паки грядуссяго со славою судидзи дзивым и мертвым, Его дзе царствию не будет конца. И в духа святаго, госьпода дзивотворяссяго, Изе от отца исходяссяго, Изе со отцем и сыном спокраняема и сравима, грагорявсего пророки. Во едину святую, соборьную и апоссорьскую црковь. Исповедую едино крессение во оставрение грехов. Цяю воскресения мертвых, и дзизни будуссяго века. Аминь. Слава тебе господи, вроде кончили… А то бы еще чуть-чуть, и хохотать бы мне до завтрашнего ужина. Могу себе вообразить: «…о Твоих вериких брягодеяниих на нась бывсих, сравяссе Тя хварим, брягосревим…» Глава 8
Рассказывает генерал от кавалерии Павел Ренненкампф Утро встретило бьющим в глаза ярким солнечным светом и прохладой. Денщик Семен распахнул шторы в спальне, вестовой Никанор сдернул с меня одеяло. В дверях застыл ординарец — гродненский лейб-гусар Иван Сидорин. Вот и выспался! Этим троим мучителям глубоко наплевать, что я вчера, а вернее — сегодня, только в три часа пополуночи спать лег. Вернее сказать: провалился и забылся… …Вот уже пятый месяц как я в Польше. Работа адова. Раньше как-то никогда не задумывался, сколько поляков нас ненавидит. Теперь знаю: все. Все! Нет на свете ни одного, рожденного под сенью крыл «Белого орла», [48] ни одного, хоть раз произнесшего: «Jeszcze Polska nie zginkia», [49] кто относился бы к России без лютой, фанатичной ненависти. И эту ненависть я прочувствовал на собственной шкуре!.. |