Онлайн книга «Девятый император»
– Что ж, Лихоня, помирать теперь будем? – Если на бой с ними пойдем, то помирать, – зашептал Лихоня. – Бестолково поляжем все до единого. Все равно монголы получат то, что хотят. – Наш воевода Торжка не сдаст, – сказал Су-бар. – Он воин отважный, дело свое знает. До последнего драться будет. – А во Владимире что, трусы были? А в Рязани? А в Суздале? Говорю тебе, брат – против полчищ монгольских не выстоять. Сам дьявол их привел на Русь, чтобы семя хрестьянское пресеклось и вымерло. – Я не христианин, – сказал Субар. – Но правда твоя, делать что-то надо. Что посоветуешь? – Для себя я все решил. Буду пробираться на север, к Новгороду. А там к литовцам или латынянам наймусь. Они, чаю, тоже в Иисуса Христа веруют. – Поехали со мной в Торжок. Воевода тебе место в дружине даст. – Чтобы помереть на стенах, как мои товарищи в Дмитрове? Нет, Субар. Со смертью я уже встретился. Жить хочу. – Ты один тут? – Один. Был еще парнишка, со мной из Дмитрова шел, да сгинул куда-то. Еще меду! – Пей на здоровье… А что, говоришь, у латынян хорошо воинам платят? – Скуповатые они, но за службу платят исправно. Встречался я во Владимире с одним мордвином-молодцом, так он полгода в Риге служил у крестоносцев кнехтом. Даже католичество принял. Потом, правда, признался, что когда его латинские попы крестили, он пальцы крестом держал. – И что же, хорошо ему служилось? – Сказывал, хорошо. Даже пиво каждый день давали. – Может, и мне с тобой податься с латинянам? – Тебе? – Лихоня с удивлением посмотрел на Субара. – Ты же мне предлагал в Торжок ехать. – Предлагал, да передумал. Мне тоже жизнь еще не опротивела. – Ах ты, черт! – Лихоня влил в себя остатки меда из ковша, уставился на половца. – Как был хитер степняк, так и остался. – На дорогу нужны деньги, – заметил Субар. – Храбрые всегда добудут денег. Смерды на что? У них завсегда можно что хочешь достать. – Грабить? – Так их, чай, все равно монголы до нитки обчистят. А так хоть мы, хрестьяне, попользуемся. – Умен ты, Лихоня, – Субар пригубил мед. – Всегда умен был. – У меня все в роду умные. Через то и жив до сих пор, что меня Бог осмомыслием [29] не обидел. – Конь-то у тебя есть? – Найдем. Коня без сбруи найти легко. А ездить айдаком [30] мне не привыкать. Через час, когда время подходило к рассвету, Лихоня ждал половцев в версте от Лихославля в условленном месте. Кроме коня бывший дружинник где-то раздобыл топор на длинной рукояти. Субар не стал расспрашивать, где. Так они втроем и доехали до Кувшиново. В Кувшиново была только одна корчма, и люди Субара были там. Они были пьяны. После долгого, почти двухмесячного сидения в Торжке под боком у воеводы, новгородцы почувствовали себя свободными, и эта свобода обернулась попойкой. Субар вошел в корчму в тот момент, когда дружинники уже предлагали корчмарю свои тулупы в обмен на медовуху. – Грех пианства зело велик есть, – вещал за столом Афанасий Жила, весь в меду и в кислой капусте, – покайтесь перед Господом, исповедуйте грех свой. Ибо сказано… Смолянин Ларион сидел лицом к двери, поэтому первый увидел Субара и его спутников. Из всех четверых он был самый трезвый. Толкнув в бок клюющего носом Шуйцу, Ларион встал, приветствуя командира. – Перепились, ишачьи дети! – Субар схватил за шиворот корчмаря, вырвал у него кухоль с медом. – Воды неси холодной, рассолу побольше! – Ждали тебя с трепетом в душе, со смирением, – заговорил Жила, обращаясь не к Субару, а к столбу рядом с ним, – надоел нам плен нечестивый, вавилонский. Душа наша болит, во грехе коснея… – Помолчи, человече, – Лихоня усадил Жилу на лавку. – Хороши воины, с такими в самый раз на монголов идти. – Что узнал, Субар? – спросил Ларион, которому очень не понравилось выражение глаз половца, – Что узнал? – Субар показал в хищной улыбке мелкие зубы. – Узнал, что вы распоясались, напились, как свиньи. А еще узнал, что монголы вот-вот будут здесь. Они уже под Тверью, Дмитров взяли, к Кашину идут. Что, хорошие вести я вам привез? – Так надо в Торжок спешить, предупредить воеводу Радима! – воскликнул мигом протрезвевший Ларион. – Не надо, – сказал Лихоня. – Что ты сказал? – не понял смолянин. – Мы не поедем в Торжок, – сказал Субар. – Истинно, истинно говорю вам, – бубнил в столешницу Жила, – что всякий верующий в меня… верующий в меня… Что там дальше, не помню. Бо пьян мерзопакостно, аки поганый язычник. – Почему это мы не поедем в Торжок? – допытывался Ларион. – Потому что я так решил! – отрезал Субар. – Мы поедем на север. Торжок все равно не выстоит. Хочешь жить, Ларион, едем с нами. – Не, – Ларион покачал головой. – Я позора не хочу. Ты что, Субар? Батаны [31] в тебя вселились? – Нет. Я в своем уме и даже не пьян. А ты, видать, не понял, что монголы идут. – Мы же воины! – воскликнул Ларион. – Нас воевода послал, а мы… Одумайся, Субар, не делай глупостей! – Да что с ним говорить-то! – До сих пор дремавший Шуйца внезапно поднял голову, уставился на Субара, сжал кулаки. – Все это семя половецкое ложью да коварством дышит. Сейчас я с ним потолкую по-свойски! Что случилось потом, не понял никто. И предотвратить не успел. В тусклом вонючем полумраке корчмы заметались тени, раздались ругательства и вопли. Шуйца с поднятыми кулаками бросился на Субара, но стоявший подле своего соплеменника молодой Узун подставил новгородцу подножку. Шуйца упал на стол, перевернув его. Правда, через секунду он уже был на ногах и кинулся на Узуна. Половец попытался ударить Шуйцу ножом, однако новгородец, обладавший медвежьей силой, заломил Узуну руку, и нож упал на пол. Ларион бросился к ножу, чтобы отбросить его от дерущихся, но не успел. Шуйца схватил нож первым и вогнал его Узуну в правое плечо по рукоять. – Аааааааа! – завопил дурным голосом Субар и рубанул новгородца саблей наискосок, от ключицы до пупка. Шуйца еще несколько мгновений стоял, выпучив глаза и хватая ртом воздух, потом рухнул на лавку, забрызгав своей кровью Жилу. В корчме стало тихо. Ларион переводил безумный взгляд с дергающегося тела Шуйцы на Жилу, шумно блевавшего прямо на стол. Субар, выйдя из столбняка, бросился к Узуну. Молодой половец сполз по столбу на пол; Субар подхватил его, попытался остановить кровь. |