Онлайн книга «Девятый император»
|
– Глупые бородачи! – говорил он своим сотникам, пока остававшимся в резерве. – Эту кучку деревянных юрт я возьму еще до темноты. Возьмите побольше пленных. Я их пошлю к сиятельному Субэдею, пусть расскажут о моей доблести и великодушии. Через час прискакал гонец из передовой сотни. Урусы отошли с валов, опасаясь попасть в окружение. Посад в руках монголов. Скоро можно будет начать штурм цитадели. Пленные говорят, там всего полсотни воинов. Тысячник слушал, кивал, сунув руку за пазуху своей дэли. [46] – Хорошо! – сказал он, когда гонец замолчал. – Пока подождем. Сиятельный Субэдей велел беречь храбрых монгольских воинов. Может быть, урусы одумаются и сами сдадутся на нашу милость. Последующие три часа монголы грабили и жгли посад. Их полководец наслаждался вареной бараниной, кумысом и чаем в своей юрте и ждал, когда к нему явятся сдаваться посадник и городская чадь нарочитая. [47] О дарах, которые поднесут ему урусы, сиятельному Субэдею можно не докладывать… – Великий хан! Великий хан! Косолапый коренастый воин в синей дэли и с кривым мечом на поясе, застыл в низком поклоне у полога юрты. Нойон велел войти. Монгол неслышно вошел, отбил установленное число поклонов, сел на пятки. – Великий хан, у урусов что-то творится. Они открыли ворота крепости и с криками бегут оттуда. – Что они кричат? Сдаются? – Воют, как годовалые волки. Безумие охватило их. Сам Тенгри [48] покарал урусов за сопротивление. – Говори яснее. – Мы поймали мальчишку-кипчака, [49] который был в крепкости. Он здесь. – Веди его. Монгол, кланяясь, выскользнул из юрты, короткое время спустя, вернулся с половцем Сибгатуллой. Юноша, растянувшись на кошме у ног хана, начал со славословий: – Да благословит Тенгри великого хана на тысячу лет жизни и счастья! Да растают его враги, как дым в ночи, и да будут они растоптаны пятой хана, как кизяк на дороге! – Ты из города? – Да, о хан-солнце! Урусы прошлой зимой взяли меня в плен, я был у них рабом. Узнав, что идет победоносное монгольское войско, я обрадовался и хотел сегодня ночью вместе с другими рабами открыть для вас ворота крепости. Но урусов постиг гнев бога – в крепости открылся страшный мор. Их воевода умер, и теперь урусы бегут кто куда. А крепость они подожгли, чтобы вам ничего не досталось. – Что за мор? – Тенгиз-нойон боязливо отодвинулся от юноши. – Оспа, о великий! Меня ты можешь не опасаться, я переболел оспой в детстве, и теперь зараза мне не страшна. – Пошел прочь! Монгол вытолкал пленного из юрты, вышел сам. Тенгиз-нойон задумался. Его мечты о том, что к нему придет посадник с ключами от города, пошли прахом Хуже того, оспа, о которой сказал пленный, может перекинуться на его воинов. В детинец входить нельзя, да и незачем – урусы сами все там подожгли. Жаль, богатой добычи теперь не будет. – Урумчи! – позвал нойон. На зов явился широкоплечий монгол с темным лицом, в шлеме и кольчуге под хорошей шубой. Поклонился хану, замер, ожидая приказаний. – Пусть бьют в барабаны1 Сигналь отступление. – Слушаюсь, мой хан. – Что там урусы? – Бегут из города. Весь Торжок в огне. – Хорошо. Скажи воинам, пусть огласят мой приказ – в детинец не входить, урусов не трогать. У них мор. Пусть сотники отводят свои сотни от города. – Слушаюсь, мой хан. Тенгиз-нойон жестом отпустил телохранителя, вернулся к своей баранине и к своему кумысу. Но прежний аппетит куда-то пропал. Торжок обманул ожидания Тенгиз-нойона. Богатой добычи взять не удалось. Это не понравится блистательному Субэдею. Поэтому, когда сюда подойдет тумен блистательного Субэдея, и великий полководец призовет его, Тенгиз-нойона, на совет тысячников, следует просить великого о милости – позволить его тысяче первой идти на богатый Новгород. Там добыча будет даже побогаче, чем во Владимире. Только бы сиятельный Субэдей согласился. Небо милостиво, подумал нойон, может быть, великий и согласится… На майдане перед домом воеводы собрались все, кто изъявил желание прорываться вместе с воеводой в Новгород – всего двадцать девять человек. Все хорошо вооруженные, при защитном доспехе, щитах и шлемах, все на сильных резвых конях. Торбы и переметные сумы были полны овса для лошадей и хлеба для всадников. Остальные припасы в амбарах уже пожирало разгорающееся пламя. Радим вспомнил, как едва не умер от простуды, спасая те самые припасы, что решено было нынче сжечь, – и вздохнул. – По двое за мной! – скомандовал воевода, вскочив в седло. Хитрость Прокопа пока что удалась – монголы не тронули вышедших из детинца людей. Дозорные со стены сообщили, что монголы вообще оставляют посад. Пока объяснить это было трудно. Возможно, дело в пожарах, которые полыхают в городе. Но, может быть, и другое – монголы получили новый приказ и что-то затевают. Гулкие удары с берега больше не доносились; значит, штурм детинца откладывался. Но теперь это было неважно. Остался только один путь – пробиваться. – Пошли! – Радим махнул мечом. Отряд начал выезжать в открытые ворота. Улицы были затянуты удушливым дымом. У Вадима начался сильный кашель. Под копытами коней чавкала грязь – от жара пламени растаял снег. Кое-где лежали тела зарубленных монголами горожан, мертвая скотина, разбросанная рухлядь, которая не соблазнила народников [50] и была ими выброшена. Воины ехали плотным строем, прикрывшись щитами; по настоянию Прокопа Радим из головы колонны сместился в ее середину, доверив командование своему деснице. Радим думал о Млыне. Старый воин честно выполнил свой долг. Где теперь его тело? Даже земле предать нельзя… Чем дальше отряд отъезжал от детинца, тем сильнее становились пожары. Тут среди трупов мирных жителей попадались и тела воинов – большей частью новоторжских ополченцев. Почти все были сражены стрелами. Над некоторыми уже причитали обезумевшие от горя женщины. Попадались среди трупов и монголы. Радим искал глазами тело Млына, но старого воина нигде не было. Зрелище разорения и смерти заставляло воинов стискивать зубы и втихомолку бормотать проклятия. Они уходят из города вместо того, чтобы сражаться. – Впереди! Первым увидел монголов смолянин Ларион – он же и закричал. В следующий миг монгольская стрела уложила его на месте. В конце улицы замаячили черные тени, раздался хриплый многоголосый рев, и на колонну русских посыпались стрелы. Завертелись с ржанием раненые лошади, упал сторонник, получивший стрелу в живот. Радим почувствовал удар в щит, глянул – стрела пробила два слоя дубленой бычьей кожи навылет. Но атаковать монголы не стали: выпустив в русских стрелы, подпустили их поближе и тут же ударились в бегство. |