Книга Распознавание образов, страница 87 – Уильям Гибсон

Внутри обнаруживаются три листа хорошей голубой бумаги, которые содержат, судя по всему, краткий конспект некоего более объемного документа. Она быстро читает, сражаясь с некоторыми неточностями перевода, но смысл почему-то ускользает.

Что-то насчет последнего утра ее отца в Нью-Йорке.

Она перечитывает еще раз.

Только с третьей попытки становится ясно, о чем идет речь.

Уин прибыл в Нью-Йорк для встречи с конкурирующей фирмой, которая тоже занималась безопасностью публичных мероприятий. Регистрация его патентов должна была вот-вот завершиться, и с этой фирмой могли возникнуть юридические осложнения по поводу авторских прав. Чтобы обсудить потенциальные проблемы, Уин договорился о встрече с президентом фирмы. Переговоры были назначены на утро 11 сентября, в офисе по адресу Уэст-стрит, 90.

Выйдя из гостиницы «Мэйфлауэр», Уин действительно, как и показал привратник, взял такси.

Ранее неизвестные детали: номер машины, данные таксиста. Камбоджийская фамилия, адрес, телефон.

Авария произошла, когда они находились в Гринвич-виллидж, следуя на юг по Кристофер-стрит.

Такси почти не пострадало; продуктовому фургону, с которым оно столкнулось, досталось чуть больше. Таксист практически не говорил по-английски. Авария случилась по его вине.

Сама Кейс в это время находилась в метро. Она тоже ехала на юг, чтобы заранее прибыть на свою встречу. Как близко они были друг от друга? Видел ли отец башни-близнецы, когда вылез из такси в то ясное солнечное утро?

Он дал таксисту пять долларов и поймал проезжавший мимо свободный лимузин. Таксист на всякий случай записал номер лимузина. Он понимал, однако, что Уин в случае чего сможет только подтвердить его вину.

На суде таксист соврал, и его признали невиновным. Впоследствии ему пришлось соврать еще дважды: сначала полицейским, разыскивающим Уина, а потом детективам, которых наняла Кейс. Он не брал никаких пассажиров у «Мэйфлауэра». И впервые видит человека на фотографии.

Кейс просматривает информацию о водителе лимузина. Доминиканец, из Бронкса. Адрес, телефон. Имя его вдовы.

Лимузин был извлечен из-под обломков через три дня после теракта. Труп водителя находился внутри.

Других тел рядом не было.

Таким образом, заключает неизвестный и дурно переведенный автор, прямых доказательств смерти Уина нет, однако есть факты, неопровержимо свидетельствующие о том, что в момент теракта он находился в непосредственной близости от «нулевого уровня». Дополнительный опрос показал, что до офиса на Уэст-стрит он так и не доехал.

Лепесток, падающий с розы.

Кто-то тихо стучится в дверь.

Кейс с усилием встает и открывает, не успев ни о чем подумать, держа в руке листы голубой бумаги.

– Ну что, гуляем? – Капюшончик с порога протягивает литровую бутылку питьевой воды. – Помнишь, я говорил: из-под крана здесь пить не стоит. – Его улыбка исчезает. – Что случилось?

– Читаю про своего отца. Да, вода – это хорошо. Можно чуть-чуть?

– Они что, его нашли?

Капюшончик знает историю исчезновения Уина; Кейс рассказывала ему в письмах. Он идет в ванную, берет стакан, наполняет его из бутылки. Возвращается, протягивает ей воду.

– Нет. – Кейс делает глоток, расплескивает, начинает плакать. Потом успокаивается. – Люди Волкова попытались его найти, продвинулись гораздо дальше, чем мы. Но здесь, – она показывает голубые листки, – здесь его тоже нет...

Она снова начинает плакать. Капюшончик протягивает руки, обнимает ее... Когда она приходит в себя, он говорит:

– Ты только не злись, ладно?

– За что?

– Понимаешь, я помираю от любопытства: что тебе подарил этот польский политтехнолог? Похоже на декоративный набор кухонных ножей.

– Дурак. – Она шмыгает носом.

– Ну так что, давай посмотрим?

Кейс кладет помятые голубые листки и берет бежевый пакет.

Фланелевый клапан держится на двух малюсеньких золотых защелках. Она расстегивает их, отгибает клапан.

Внутри обнаруживается изящный плоский чемоданчик «Луи Виттон» с золотыми замками.

Она в замешательстве смотрит на него.

– Ну давай же открывай, – торопит Капюшончик.

Кейс откидывает крышку: внутри плотными рядами уложены пачки новых банкнот, перехваченные белыми бумажками.

– Что это?

– Сотенные купюры. Новенькие, с последовательными номерами. Пять, десять... похоже, тут пятьсот тысяч.

– Но почему?

– Потому что им нравятся круглые цифры.

– Нет, почему здесь деньги?

– Очевидно, для тебя.

– Не знаю... мне это совсем не нравится.

– Ну, если хочешь, можем выставить его на «и-Бэй». Кто-нибудь в Майами наверняка заинтересуется.

– О чем ты говоришь?

– О чемоданчике. Он совсем не в твоем стиле.

– Я даже не знаю, что с этим делать!

– Давай поговорим об этом утром. Сейчас тебе надо поспать.

– Чушь какая-то!

– Россия... – Он ухмыляется. – И вообще, какая разница? Главное, мы нашли автора.

Кейс смотрит на него.

– А ведь правда. Мы нашли автора...

Он уходит, оставив ей бутылку воды.

Кейс робко, одним пальчиком, закрывает чемоданчик, накидывает сверху бежевый чехол. Надо почистить зубы. Она идет в ванную, прихватив бутылку, чтобы прополоскать рот хорошей водой.

Потом, сидя на кровати, снимает тапочки и осматривает ноги. Левая чуть подтекла, красное пятнышко на бинтах. Щиколотки кажутся распухшими. Она снимает кофту, через голову стягивает «типа юбку», бросает одежду поверх возмутительного чемоданчика с деньгами.

Разобрав постель, ковыляет к выключателю, гасит свет. Затем возвращается, залезает под оранжевое покрывало и до подбородка натягивает грубую простыню. Постель пахнет, как непроветренное гостиничное белье в начале летнего сезона.

Кейс лежит, глядя в темноту и слушая далекий гул самолета.

– Значит, они тебя тоже не нашли? Но я и сама знала, что тебя больше нет.

Само его отсутствие каким-то образом становится им, занимает его место.

Мать однажды сказала: после удара второго самолета отцовская горькая досада, его личное и профессиональное возмущение той чудовищной легкостью, с которой был нарушен периметр, были столь велики, что он просто исчез, испарился в знак протеста. Кейс, конечно же, в это не верит. Но сейчас, вспоминая, она улыбается.

– Спокойной ночи, – говорит она темноте.

Мой непутевый брат, стоя по колено в грязном ржавом металлоломе в галерее Билли Прайона, выражает вам самую громкую и изумленную благодарность. Когда я ему сказала, что деньги достались вам от русских гангстеров и что вы не хотите брать их себе, у него буквально челюсть отвалилась. (Сначала он решил было, что это розыгрыш, но Нгеми его убедил, сказал, что и сам часто получает наличные от американских коллекционеров.) В общем, с вашей стороны это просто невообразимо добрый поступок, ведь дело уже шло к тому, что он собрался отказаться от своей комнатенки (да, увы!) и переехать жить ко мне, чтобы расплатиться за эти дурацкие леса, а он ужаснейшая свинья, нечистоплотный, волосы везде оставляет. Конечно, тут денег гораздо больше, чем стоят леса, но он хочет на остальное арендовать большой плазменный дисплей для выставки. Теперь мы обсуждаем с Прайоном дату открытия, и вы обязательно должны приехать. У Прайона новый контракт, он будет рекламировать в Англии какой-то русский йогурт, который производят, кажется, японцы. Я знаю, потому что по работе нас как раз заставляют впаривать этот йогурт. И еще в галерее стоит целый холодильник – вращающийся! Похоже, они собираются раздавать посетителям бесплатные образцы в день открытия. Ну, это мы еще посмотрим! В общем, загадочное сетевое кино нам приказано оставить, а переключиться на йогурт и еще на какого-то русского нефтяного магната: типа, какой он весь милашка, образованный, «альтернативный», прямо славянский Саачи [32] , а вовсе не нувориш или злой мафиози. Вот такие сплетни я сейчас распространяю по ночным клубам. Ну ладно, что же делать. Может, когда-нибудь открою свою мастерскую по изготовлению шапочек. Желаю хорошо погулять в Париже! Магда.