
Онлайн книга «Граф Ноль»
Когда он уходил, вспыхнули сказочные принцессы: – Бобби, Бобби-и-и-и, вернись, поиграем... В гостиной он вырвал коннектор «Оно-Сендаи» из торца «Хитачи», свернул оптоволоконный провод и засунул его в карман. То же самое произошло с набором тродов, за ними в карман-кисет куртки проскользнул и «Оно-Сендаи». Занавески все еще были задернуты. Бобби почувствовал прилив нового, радостного возбуждения Он уходит. Должен уйти. Он успел позабыть трогательную нежность к этому месту, порожденную прикосновением смерти. Осторожно раздвинув шторы, Бобби выглянул в образовавшуюся щель размером с ноготь большого пальца. * * * Вечерело. Через несколько часов на темных громадах Проектов замигают первые огни. Большая Площадка уходила вдаль, как бетонное море. На противоположном его берегу вставали Проекты, гигантские прямоугольные строения, кое-где смягченные случайными наслоениями подвесных оранжерейных террас, рыборазводных резервуаров, систем солнечного отопления и вездесущих антенных блюдец. Дважды-в-День сейчас, наверное, там, спит в своем мире, который Бобби никогда не видел, в мире самодостаточного здания-улья. Дважды-в-День спускался вниз по делам, в основном – с хотдоггерами Барритауна, а потом взбирался обратно наверх. Бобби всегда казалось, что наверху хорошо — сколько всего происходило на балконах по ночам! Среди красных пятен костров стайками обезьянок в одном белье крутились ребятишки, такие маленькие, что их едва было видно. Иногда ветер менялся, и на Большую Площадку сносило кухонные запахи, а иногда было видно, как из какой-нибудь потайной страны высоко-высоко на крыше выплывает легкая авиетка. И всегда – сплав сотен ритмов из тысяч динамиков, волны музыки, которая пульсирует и растворяется в порывах ветра. Дважды-в-День никогда не говорил о том, какая жизнь там, где живет он. Дважды-в-День говорил о деле или, если желал вести светскую беседу, о женщинах. То, что Дважды-в-День говорил о женщинах, больше, чем что-либо, заставляло Бобби мечтать вырваться из Барритауна, но он прекрасно понимал, что бизнес – его единственный билет отсюда. Правда, теперь дилер ему был нужен совсем по другой причине – происходящее оказалось ему, Бобби, совершенно не по зубам. Может, Дважды-в-День скажет ему, что происходит. Предполагалось же, что ничего «мокрого» не будет. Дважды-в-День сам выбрал для Бобби эту базу, потом дал напрокат софт, необходимый для того, чтобы прорваться внутрь. И Дважды-в-День был готов перепродать все, что ему удалось бы оттуда вытащить. Так что толкач должен знать. Во всяком случае, хоть что-то. — У меня нет даже номера твоего телефона, мужик, – сказал Бобби, обращаясь к Проекту и давая шторе упасть. Может, нужно оставить что-то для матери? Записку? – Уношу ноги, – сказал он комнате у себя за спиной, – и куда подальше. – И вот он уже за дверью и бежит по коридору, направляясь к лестнице. – Навсегда, — добавил он, открывая ногой входную дверь. Большая Площадка выглядела вполне безопасно, если не считать одинокого полуголого торчка, погруженного в яростный спор с Господом Богом. Бобби обошел торчка по широкой дуге – тот кричал, подпрыгивал и рубил воздух ударами каратэ. Голые ноги полоумного были покрыты засохшей кровью вперемешку с пылью и остатками того, что было, вероятно, прической долика. Большая Площадка – нейтральная территория, по крайней мере теоретически, и долики с год назад заключили – правда, достаточно непрочный – союз с готиками. У Бобби были довольно прочные связи среди готиков, хотя он и сохранял за собой статус независимого. Барритаун – рисковое место для того, чтобы быть независимым. «Во всяком случае, – думал Бобби, пока стихала за спиной гневная тарабарщина торчка, – банды создают хоть какую-то структуру. Если ты готик, а тебя покоцали казуары – в этом есть хоть какой-то смысл. Может, основная причина и совершенно идиотская, зато есть правила. А независимые становятся добычей обдолбанных маньяков – хищных одиночек, скитающихся по окраинам Ржавого Пояса [5] до самого Нью-Йорка. Вспомнить только этого Сборщика Пенисов прошлым летом, этот тип носил свое добро в кармане в пластиковом мешке...» Сколько Бобби себя помнил, он пытался отыскать способ выбраться из этого ландшафта, – или, во всяком случае, теперь ему так казалось. Теперь, когда он шел в клуб и по спине ему била спрятанная во внутреннем кармане киберпространственная дека. Как будто и она тоже подгоняла его выбраться. – Давай же, Дважды-в-День, – сказал он неясным очертаниям Проектов, – спускай сюда свою жопу и окажись у Леона, когда я туда дойду, ладно? Дважды-в-День у Леона не было. Никого там не было, если не считать самого Леона, который копался сложенным в несколько раз обрывком бумаги во внутренностях настенного экрана. – Почему бы тебе не взять молоток и не бить по этой хреновине до тех пор, пока она не заработает? – спросил Бобби. – Результат был бы примерно тот же. Леон поднял глаза. Лет ему, вероятно, было под сорок, но точно сказать было сложно. Леон, казалось, вообще не принадлежал ни к какой расе, или же представлял отдельную расу сам по себе. Множество гипертрофированных лицевых костей, жуткие глаза и грива вьющихся, поглощающих свет черных волос. Его подвальный пиратский клуб последние два года был постоянной составляющей жизни Бобби. Теперь вот Леон тускло уставился на него своими кошмарными глазами. Хитиново-серые зрачки подернуты прозрачным оливковым налетом. Глаза Леона неизменно наводили Бобби на мысль об устрицах и лаке для ногтей. Две вещи, о которых не слишком приятно думать в сочетании с глазами. Цветом они походили на материал для обивки табуретов в барах. – Я только хотел сказать, что так, просто в нее тыкая, эту хрень не наладишь, – чувствуя себя не в своей тарелке, добавил Бобби. Медленно покачав головой, Леон вернулся к своим изысканиям. Люди платили за то, чтобы попасть в клуб, потому что его владелец промышлял пиратскими фильмами и симстим-записями с кабеля, гоняя многое такое, что барритаунцы иначе не могли себе позволить. В задней комнате заключались сделки и можно было внести «пожертвования» на спиртное, в основном чистый индейский самогон из Огайо, разбавленный каким-то синтетическим апельсиновым напитком, который Леон добывал в промышленных количествах. – Гм, скажи, Леон, – снова начал Бобби, – ты в последнее время не видел Дважды-в-День? Кошмарные глазки снова глянули вверх и смотрели на Бобби, казалось, целую-целую вечность. – Нет. – Может, прошлым вечером? – Нет. – А позапрошлым? – Нет. – Boт как? Ладно. Спасибо. Нет смысла приставать к Леону. Если на то пошло, есть множество причин этого не делать. Бобби оглядел просторное полутемное помещение, симстим-модули и неосвещенные киноэкраны. Клуб представлял собой череду одинаковых комнатушек в подвале наполовину пустующего блока лесов, предназначенных для однокомнатных квартир и производственных точек легкой промышленности. Хорошая звукоизоляция: снаружи музыки вообще не слышно. Сколько раз по ночам, когда в голове грохотали рок и «колеса», он вываливался от Леона на улицу будто в магический вакуум тишины, от которой гудело в ушах всю дорогу через Большую Площадку. |