Онлайн книга «Машина различий»
|
К запаху карбида примешивалась еще и другая, более резкая вонь. Из глубины дома появился Беттередж, занятый последнее время наружным наблюдением за пинкертоновскими агентами – и сам очень похожий на пинкертоновского агента. Для достижения этого сходства оперативник был вынужден одеваться во все американское с ног до головы – от лакированных штиблет с эластичными вставками до высокого котелка. Лицо его выражало мрачную озабоченность. – Я беру на себя всю ответственность, сэр. – Беттередж заикался и с трудом подбирал слова; похоже, случилось что-то скверное. – Мистер Фрейзер ждет вас, сэр. Все оставлено на своих местах. Олифант вышел из гостиной и поднялся по узкой, опасной крутизны лестнице в совершенно пустой коридор, освещенный еще одной карбидной лампой. По голым оштукатуренным стенам расползались причудливые потеки соли. Запах гари резко усилился. Сквозь еще одну дверь он прошел в маленькую, ярко освещенную комнату. Фрейзер, молитвенно коленопреклоненный рядом с распростертым на полу трупом, поднял на Олифанта мрачное, сосредоточенное лицо, хотел что-то сказать, но осекся, остановленный взмахом руки. Так вот, значит, откуда эта вонь. Посреди окованной железными полосами крышки старомодного дорожного сундука расположился новейший портативный прибор для приготовления пищи в походных условиях; латунный топливный бачок “Примус” сверкал, как зеркало, зато содержимое маленькой чугунной сковородки спеклось в черную, неопрятную, дурно пахнущую массу. Еда сгорела с концами. Да и едок – тоже. При жизни этот человек был настоящим великаном, теперь же его труп начисто перегородил тесную комнатенку. Олифант неохотно перешагнул через окоченевшую руку, наклонился и несколько секунд изучал сведенное предсмертной судорогой лицо, тусклые невидящие глаза. Выпрямившись, он обернулся к Фрейзеру. – Ну и что вы думаете? – Покойничек разогревал консервированные бобы, – сказал Фрейзер. – Ел их прямо со сковородки. Вот этим. – Он указал ногой на кухонную ложку с выщербленной голубой эмалью. – Я почти уверен, что никого здесь с ним не было. Умял треть банки и вырубился. Яд. – Яд, говорите? – Олифант вынул из кармана портсигар и серебряную гильотинку. – И что же это такое могло быть? – Он достал сигару, обрезал ее и проколол. – Что-то сильное, вон ведь какого мужика свалило. – Да, – кивнул Олифант. – Крупный экземпляр. – Сэр, – подал голос Беттередж, – вы посмотрите вот на это. Кожаные ножны, снабженные для крепления на теле длинными ремешками, были сплошь покрыты белесыми потеками пота, из них торчала грубая роговая рукоятка с латунной гардой. Оружие, извлеченное Беттереджем из ножен, отдален но напоминало морской кортик [125], однако не было обоюдоострым; кроме того, тупая его сторона имела вблизи конца своеобразную искривленную выемку. – А что это за медная накладка по тупой стороне? – Чтобы парировать клинок противника, – объяснил Олифанту Фрейзер. – Мягкий металл, цепляет лезвие. Американские штучки. – Клеймо изготовителя? – Никакого, сэр, – снова заговорил Беттередж. – Судя по всему, ручная ковка. – Покажите ему этот ствол, – сказал Фрейзер. Беттередж вложил клинок в ножны, положил его на сундук, отвел полу своего сюртука и достал тяжелый револьвер. – Французско-мексиканский. – Он говорил, как коммивояжер, рекламирующий необыкновенные качества своего товара. – “Баллестер-молина”. После первого выстрела курок взводится автоматически. – Армейское оружие? – удивился Олифант. Револьвер выглядел несколько грубовато. – Дешевка, – покачал головой Фрейзер. – У американцев они в свободной продаже. Ребята из столичной полиции то и дело конфискуют такие у матросов. Слишком уж много их развелось. – Матросов? – Конфедераты, янки, техасцы... – Техасцы, – повторил Олифант, посасывая незажженную сигару. – Полагаю, все мы здесь согласны, что наш покойный друг принадлежал к этой нации. – Мы нашли ход на чердак, этот парень устроил там что-то вроде гнезда. – Беттередж заворачивал пистолет в клеенку. – Холод, наверное, собачий. – Он запасся одеялами, сэр. – Банка. – Сэр? – Консервная банка, в которой находился его последний ужин. – Нет, сэр. Банки нет. – Аккуратная стерва, – заметил Олифант. – Подождала, пока яд сделает свое дело, а потом вернулась, чтобы убрать улики. – Не беспокойтесь, врач добудет нам улики, – отозвался Фрейзер. Олифанта затошнило – от профессиональной бесчувственности Фрейзера, от близости трупа, от всепроникающего запаха горелых бобов. Он повернулся и вышел в коридор, где один из полицейских возился с карбидной лампой. Только в таком мерзком доме, как этот, и только на такой мерзкой улочке может произойти подобное мерзкое дело. Его захлестнула волна гадливости, лютое отвращение к этому тайному миру с полуночными поездками и хитросплетениями лжи, с легионами проклятых, безвестно забытых [126]. Олифант чиркнул Люцифером и раскурил сигару; руки у него дрожали. – Сэр, всю ответственность... – За плечом у него возник Беттередж. – Сегодня у моего друга с Чансери-лейн табак похуже обычного, – хмуро заметил Олифант. – При покупке сигар необходима крайняя осторожность. – Мы перевернули квартиру вверх дном, мистер Олифант. Нет никаких свидетельств, что она вообще здесь жила. – Правда? А чья это внизу симпатичная шифоньерка? Кто поливает кактусы? Кактусы вообще поливают? Возможно, они напоминали нашему техасскому другу о родине... Он решительно затянулся и стал спускаться; Беттередж не отставал ни на шаг, как молодой встревоженный сеттер. Чопорный тип из “Криминальной антропометрии” задумчиво стоял у рояля, словно пытаясь вспомнить какой-то мотив. Из орудий пытки, хранившихся в черном саквояже этого джентльмена, наименее неприятными были калиброванные матерчатые ленты для бертильоновских измерений черепа [127]. – Сэр, – снова начал Беттередж, когда антропометрист ушел наверх, – если вы считаете меня ответственным, сэр... Это значит, за то, что я ее потерял... – Помнится, я посылал вас в “Гаррик”, на утреннее представление, чтобы вы рассказали мне о манхэттенских акробатках. – Да, сэр... – Так вы видели манхэттенскую труппу? – Да, сэр. – Но – позвольте мне угадать – вы увидели там и ee! –Да, сэр! И Палтуса и его парочку тоже! Олифант снял и протер очки. – А акробатки, Беттередж? Чтобы собирать столько зрителей, они должны быть весьма примечательными. |