Онлайн книга «Таганский перекресток»
|
«Девушка?» Послышались шаркающие шаги: тапочки по паркету. — Да! Можно поспорить — отставной военный: короткое, рубленое «да» говорит само за себя. К штатскому «алло» старик не приучен. — Евгений Иванович? — У аппарата. — Степанида Андреевна Курочкина умерла. «Он? Или нет? Пожалуйста, нет!» Снова пауза, но Катя понимала, что на этот раз тишина в трубке вызвана другими обстоятельствами. Мужчина не переживает печальное известие, а пытается вспомнить, о ком идет речь. Перебирает в памяти бывших сослуживцев, друзей, родственников. При этом дыхание старика осталось спокойным: в армии, особенно в действующей армии, учат относиться к смерти без лишних эмоций. А Евгений Иванович, скорее всего, в действующей армии был. — Степанида Андреевна? — Да, Степанида Андреевна, — подтвердила девушка. «Папа, кто это?» Интересно, кто подошел к телефону: дочь или невестка? Хотя какая разница? — Степанида Андреевна. Так точно, помню. Вдова полковника Курочкина. Якова Алексеевича. Очень печально. Когда похороны? Катя положила трубку. Она отчаянно боялась, что вновь попадет на «него». Набирая номер, поднося к уху трубку, разговаривая с незнакомыми людьми, девушка с трудом подавляла дрожь. Дрожь в пальцах, дрожь в голосе, дрожь в душе. Страх заставлял кусать во время разговора губы. Страх появлялся на лбу капельками липкого пота. Страх требовал никотина, она курила едва ли не каждые десять минут — выбегала на лестничную площадку, садилась на грязные ступеньки и пускала дым, не отрывая застывший взгляд от разрисованной маркерами стены. Она боялась очередной встречи с «ним». Боялась, но ничего не могла поделать: снова и снова набирала телефонные номера. Давила на кнопки телефона и говорила… — Тетя Стеша? Жаль… обязательно расскажу маме. Твердый баритон, ни капельки не грустный, ни капельки не расстроенный. По всей видимости — взрослый сын старой приятельницы полковничихи Курочкиной. «Не он!» — Девушка, а вы кто будете… Катя поставила очередной крестик. Вновь откинула волосы, тыльной стороной ладони вытерла пот, перелистнула очередную страницу потрепанной записной книжки. Буква «Т», а «он» еще не появился. Может, сегодня повезет? «Он» появлялся всегда, но она все равно надеялась. — Будьте добры Маргариту Львовну. — Это я. — Я звоню вам сообщить, что умерла Степанида Андреевна. — Кто? — Степанида Андреевна. — Мне ни о чем не говорит это имя. Сердце ухнуло куда-то вниз. Далеко-далеко. В холодную черную пропасть. Руки и ноги стали ватными, чужими. И не осталось сил, чтобы прятать дрожь голоса. — Степанида Андреевна, — с трудом сдерживая слезы, пробормотала Катя. — Вдова полковника Курочкина. Якова Алексеевича. — Понятия не имею, кто это. — Может, ваши родители знают? — Мои родители живут в другом городе, — спокойно ответила женщина. — Вы ошиблись. Я не знаю никакой Степаниды Андреевны. — Может, вы снимали у нее квартиру? Или комнату? «Да вспомни же ты! Вспомни хоть что-нибудь! Откуда ты могла знать умершую старуху! Вспомни!» Бесполезно. — Я понимаю, вы расстроены смертью близкого человека, — мягко произнесла женщина. — Но поверьте: я не знаю никакой Степаниды Андреевны. До свидания. На этот раз короткие гудки достались Кате. Каждый телефонный разговор заканчивается короткими гудками. Девушка медленно положила трубку на аппарат и ногой отодвинула от кресла журнальный столик. «Будь все проклято!» Плакать она не собиралась. Зачем? Говорят, слезы смывают с души горечь, делают легче навалившуюся тяжесть. В обычной жизни так и есть: мелкие обиды можно выплакать. Но тоску, что появляется после разговора с «ним», слезами не возьмешь. Ее вообще ничем не возьмешь. С нею можно только мириться. Вздохнуть несколько раз, стиснуть зубы и проверить: не ошиблась ли? Взгляд в записную книжку: «Топоркова Маргарита Львовна, двести семьдесят два…» Нажать кнопку на телефонной трубке, вызвать на экран последний набранный номер. Триста семьдесят шесть… Катя знала, что это не ошибка — она всегда предельно внимательно набирала телефоны. Она звонила Топорковой, а дозвонилась до Маргариты Львовны с неизвестной фамилией. Дозвонилась до «него». Машинально записала номер на листок бумажки, оставила рядом с телефоном. Вернулась в кресло, уселась, подобрав под себя ноги, и сделала то, что позволяла себе крайне редко, в исключительных случаях: закурила в комнате. Когда на душе плохо и пусто, можно попробовать заполнить ее дымом. Он обманщик. Он вьется вокруг, рисуя причудливые образы, и никогда не остается таким же, каким был мгновение назад. В каждую секунду — он разный. И так до самой смерти. До того, как растворится в тебе или вокруг тебя. Ты забудешься или задумаешься. Ты завороженно любуешься игрой проказника, не в силах отвести взгляд от призрачных образов. Ты успокаиваешься. Но дым не может тебя спасти. Рано или поздно вы расстанетесь. Обманщик умрет, оставив после себя лишь горечь. Звонок раздался в тот самый момент, когда Катя затянулась в последний раз. Тлеющий огонек добрался до фильтра и слегка обжег пальцы. Дым тоже оказался горячим, резанул по губам, заставил инстинктивно облизнуться. Звонок повторился. Катя бросила окурок в чашку с остатками кофе, которую использовала в качестве пепельницы, и взялась за трубку. — Алло? Она старалась говорить как можно спокойнее. Не хотела, чтобы на том конце телефонного провода уловили ее слабость. — С каждым разом у тебя получается все лучше и лучше. Катя никогда не видела эту женщину с таким приятным, глубоким голосом. Никогда не встречалась и не хотела встречаться. Но она отчетливо представляла себе ее. Высокая, довольно крупная, но при этом — изящная. Широкие бедра, тонкая талия, довольно большие плечи, не массивные, делающие ее похожей на метательницу молота, а просто кость такая. Лицо круглое, но не простоватое. Твердые скулы, узкие губы, небольшие, очень темные глаза, маленький нос. И брови вразлет черные, длинные. И пышная копна вьющихся черных волос. — Пожалуйста, оставьте меня в покое, — прошептала девушка. |