Книга По живому. Сука-любовь, страница 42 – Лилия Ким

— Знаю, — вздохнула я. — Иногда мне кажется, что я его недостойна.

— Да? А по твоему поведению не скажешь. Ведешь ты себя так, будто это он тебя недостоин. Если бы ты на самом деле считала, что не дотягиваешь, то старалась бы подтянуться. А ты злишься: «Как он смеет от меня еще что-то требовать?»

— Знаю.

— Так что тебе еще-то надо? — Гера уставился на меня.

— Просто я не понимаю, зачем постоянно меня оскорблять? Обзывать, говорить, что я ему обуза, что я ему мешаю?

— Лера, он такого не говорит, — мягко возразил друг.

— Но смысл-то такой!

— Да с чего ты взяла? Он что-то говорит, а смыслы ты сама придумываешь. Смысл — это же внутри твоей головы!

— Ты тоже считаешь, что я живу внутри своей головы?

— Ну, так категорично утверждать я бы не стал, но иногда случаются моменты, когда на тебя смотришь и понимаешь, что ты где-то в другом месте. Далеко и глубоко. Потом, голова у тебя черный ящик. Я лично никогда не могу понять, как и что у тебя там друг с другом связывается. Иногда это напрягает. Но, с другой стороны, благодаря этому ты гениальный дизайнер. У тебя всегда все неожиданно. Я когда проекты твои смотрю, тоже не понимаю, как тебе такое в голову приходит. В общем, не обижайся на Валеру. Он герой, я так считаю.

— А я, значит, сволочь?

Гера тяжело вздохнул:

— Да откуда у тебя эта мысль? Чего ты с ним соревнуешься? Вы же в одной команде!

Умом я понимала, что Гера прав.

— Валере надо было жениться на тебе.

— Ой, перестань! — разозлился друг. — Я с тобой серьезно, а ты…

Тут мой мобильный ожил. Пришло сообщение. Я открыла его и чертыхнулась. Конечно же, от Севы. «Лера, позвони мне. Надо поговорить».

— Что там? — спросил Гера, разглядывая «Аквафорум».

— Помнишь Севу?

— Ага.

— Я его вчера встретила.

— И что?

— Теперь он мне звонит.

— Гениально! — вздохнул Гера. — Это я про «Аквафорум».

— Да ну… Хрень какая-то. Скучища и серость. У меня другая мысль была.

Гера защелкал мышкой, открыл другую папку и вывел на экран мой эскиз.

— Не вижу разницы.

— Ну, сначала идея была такая, но потом я передумала…

— Но Валера настоял, чтобы ты вернулась к первоначальной идее?

— Да.

— И теперь тебе кажется, что это его идея, а воспользоваться его идеей тебе гордость не позволяет, так?

Мною овладела сварливость:

— При чем здесь — чья это идея? Мне она больше не нравится, и точка! У меня появилась более удачная мысль…

— Как с «Флор-трестом»? — саркастически усмехнулся Гера. — Одинцова, успокойся. Если тебя силой на каком-то варианте не остановить, ты будешь перерисовывать его до бесконечности и потом сама не сможешь объяснить, как такое нагородила. Ну я же знаю! Сколько раз ты «Флор-трест» переделывала?

— Пятнадцать.

— А смысл? Все равно потом вернулась к изначальному варианту.

— И то, что получилось, — мой позор.

— Да? А мне казалось, что твоя известность началась именно с «Флор-треста».

Я понимала, что Гера прав. Что он прав, прав, прав. И возразить ему нечего. И незачем. И не надо. Поэтому раздраженно спросила:

— К чему ты это все? Хочешь доказать, что Валера святой?

— Валера святой, и ты это знаешь. Но в данном случае я хотел сказать не это. Я к тому веду, что давай уже покажем заказчику этот проект, пусть он его утвердит, и начнем работать. Хватит с тебя мук творчества.

[+++]

Разговоры с Герой всегда действуют на меня позитивно. Жизнь после этого кажется прекрасной и удивительной, я чувствую себя счастливой и умиротворенной, понимая, что в моем положении желать чего-то большего — просто наглость. Поэтому я всячески оттягивала два неприятных звонка. Первый — хозяевам пентхауза, чтобы сообщить о своем отказе от их проекта, а второй — Севе, чтобы убедить его оставить меня в покое. Первое волновало меня гораздо меньше второго.

Я пообедала, сделала маникюр, получила на почте новые каталоги по стройматериалам…

Телефон зазвонил сам. Сева.

— Прежде чем ты отключишься, выслушай, — начал он. — Мы должны встретиться и поговорить. Один раз. И после этого ты меня больше не увидишь и не услышишь. Обещаю.

— Хорошо. Где и когда?

— На Приморской набережной. В любое время.

Выбор места меня удивил, но в общем все равно.

— Давай через час.

— Буду, — коротко ответил Сева.

Смотровая площадка за гостиницей «Прибалтийская» не пустовала даже зимой. Там оказалось на редкость много народу. Видимо, ночью был шторм. Казавшийся прочным лед взломало и выбросило на берег. Теперь вдоль всей кромки залива возвышались гигантские зеленовато-голубые торосы, метров по шесть в высоту. Прихотливо нагроможденные друг на друга многотонные глыбы сияли и переливались в ярком солнечном свете, приводя детей в неописуемый восторг. Туристы фотографировались на фоне природного чуда, а машин было столько, что я с трудом нашла место, чтобы втиснуть свой «танк», и набрала номер Севы.

— Ты где?

— Возле фонаря. Второго от кафешки.

Донников смотрел, как я иду к нему, но сам не сделал и шага.

— Привет, — я сдержанно улыбнулась.

— Привет, — ответил он.

Повисла пауза. Я смотрела на него, он в сторону.

— Ну? Что ты хочешь мне сказать?

— Давай в машину сядем, — предложил Сева.

— Зачем?

— Холодно.

Вообще-то сильного мороза не было, но с залива дул сильный влажный ветер, пронизывавший до костей.

— Хорошо, — согласилась я и вопросительно огляделась.

Сева нажал кнопку на брелке. Отозвалась стоявшая в метре от нас темно-зеленая «Шкода Октавия».

Мы сели в машину. Сева молча вертел в руках ключи. Наконец я нарушила молчание:

— Зачем ты меня позвал?

— Сам не знаю, — ответил Донников.

Я всплеснула руками:

— А мне-то уж показалось, что ты изменился! Ладно. Это ничего не меняет. Ты позвонил, сказал, что если я приеду — это будет твой последний звонок. Ты что-то хотел мне сказать. Говори. Я слушаю.

Но Сева не проронил ни слова. Он хмурился, терзая ключи, потом вздохнул, поглядел на набережную. Там дети играли с собакой, а папа их фотографировал.

— Ладно. Все. В молчанку ты можешь играть и один, — сказала я и дернулась, чтобы выйти.