
Онлайн книга «Занимательная механика»
— У нее дела, — хмуро ответил Травник. — Неужели? — Проказа внимательно посмотрела на здоровяка и, несмотря на владеющее ею легкое беспокойство, не удержалась, рассмеялась: — Догадываюсь какие! В смехе отчетливо прозвучали издевательские нотки, однако Травник остался невозмутим. Он вернулся к еде, насадил на вилку кусочек мяса и положил его в рот. Массивная челюсть пришла в движение. И хотя кушал Травник очень аккуратно, интеллигентно, Проказа все равно поморщилась. Вид жующих толстяков вызывает у некоторых людей отвращение. И может быть, именно поэтому женщина решила развить неприятную для Травника тему. — А что ты чувствуешь, когда Испанка уезжает к очередному любовнику? — поинтересовалась Проказа. Здоровяк не ответил. — Ревнуешь? Тишина. — Ты не расспрашиваешь Испанку о ее приключениях? Не выпытываешь подробности? Травник неспешно доел жаркое, откинулся на спинку стула и безмятежно заметил: — Насмехаясь над чужой слабостью, ты выставляешь напоказ собственную. Проказа высокомерно усмехнулась: — Намекаешь, что я не сильна? Глупо. Я… — Ты полностью осознаешь свою ущербность, — холодно продолжил Травник. — Она сводит тебя с ума. И твое поведение — жалкая попытка забыться. Жалкая, потому что напрасная — от себя не убежишь. Удар был силен, но Проказа его выдержала. Только улыбка из издевательской превратилась в злую. — Может, я и бегу от себя, Травник, но мне, по крайней мере, есть чем забыться. Есть чем насладиться. Моя ущербность не мешает мне жить полной жизнью. — А я себя ущербным не считаю, — ответил здоровяк. — Я такой, какой есть. Но тебе ли, Проказа, не знать, что от судьбы не уйдешь? — Та-ак, ромашка у меня уже есть. Ромашка не нужна. А это что? Мальчик раскрыл ботанический атлас и принялся искать латинское название сорванного цветка. Обязательно латинское — в своем гербарии он писал только на этом языке. Привычные ромашки, незабудки, колокольчики, фиалки обретали новые имена, загадочные и важные, красивые и величественные. И все они были выписаны на листах бумаги аккуратным почерком. — Viola arvensis Murr. Gaud. Ребенок положил цветок рядом с собой и принялся заполнять очередной лист гербария. Странное занятие для двенадцатилетнего мальчишки? Странное. Если не учитывать одной детали: двенадцатилетний мальчишка путешествовал вдоль опушки леса в инвалидной коляске — последствия недавней автокатастрофы. И увлеченный составлением гербария, не слышал тихого разговора, который вели стоящие неподалеку родители. — Врач сказал, что он встанет на ноги, — негромко произнесла женщина. — Гимнастика приносит плоды, и недели через две Хосе пойдет. — Хорошо, — кивнул мужчина. — Но все остальное… — Женщина всхлипнула. — Родриго, что нам делать? — Главное — он жив, — хмуро ответил отец ребенка. — Главное — он жив… Да, сейчас это главное. Но пройдет несколько лет, и маленький Хосе узнает, что сверстники считают важнейшими совсем другие ценности. Что сам факт: «я жив!» воспринимается ими как само собой разумеющееся, как данность, обыденность. Подростки не понимают его значения. Главное для них — быть мужчиной, настоящим мужчиной, и те, кто по каким-то причинам не соответствует этому высокому званию, становятся отверженными. В лучшем случае они получают снисходительную жалость, в худшем — издевательства. А как правило, и то, и другое. Травник научился терпеть подначки и отвечать грубостью на грубость. Внушительные размеры, природная сила, увеличенная занятиями спортом, превратили его в неудачный объект для издевательств и шуток, однако не подарит ему друзей. Он не был им ровней. А потому проводил очень много времени со своим любимым гербарием… — Зачем ты хотела меня видеть? — Слышал, что случилось с Вонючкой? — Гончар звонил, — кивнул Травник. — Сейчас Вонючка на конспиративной квартире отлеживается. Вот адрес. — Проказа протянула здоровяку сложенный пополам лист бумаги. — Гончар просил съездить и поставить его на ноги. Завтра Вонючка должен быть в форме. — Что с ним? — Сотрясение, трещина в двух ребрах, несколько рваных ран и синяков. — Будет в форме, — подумав, ответил Травник. И с некоторым недоумением в голосе осведомился: — Нельзя было позвонить и сказать адрес? Зачем приехала? — Гончар велел поменьше трепаться по телефону, — объяснила Проказа. — Мало ли что? От Механикуса любой пакости можно ждать. «Или от москвичей…» — Понятно. — Здоровяк допил свое вино. — Ладно. Я пойду. — Подожди, — неожиданно попросила женщина. — Что-нибудь еще? Проказа неуверенным жестом прикоснулась к сумочке. Ненужный жест, ненужное движение. Ей, похоже, было неловко. Очень странно для тигрицы. Или она понимает, что завтра может оказаться на месте Невады и придет ее черед обращаться к Травнику за помощью? А травки ведь разные бывают. Одни помогают, другие… — Я… больше не буду доставать тебя. — На Травника женщина не смотрела. — Я знаю, я порядочная сука, но… Но к тебе я больше не пристаю. Вот. Теперь проваливай. Здоровяк улыбнулся и вышел из ресторана. — Он уходит! — Возбужденный Славик едва не подпрыгивал на стуле. — Я же говорил, что у них деловая встреча! — Идем вместе? — осведомился Гарик. — Разумеется. — Куда поедем потом? — Куда она захочет. — Старик, ты, похоже, завелся. — Это тигрица, Гарик, настоящая тигрица! Он вскочил и быстрым шагом направился к столику женщины в черном. Гарик поспешил следом. Заметившая взволнованных юнцов Проказа улыбнулась и достала из сумочки пачку сигарет. — Вы позволите предложить вам огонь? * * * Решение отправиться в лабораторию Петровича возникло у Яши спонтанно. Вернее, это сначала Рыжков думал, что спонтанно, что взыграло чувство вины. Ведь Стрекалов, несмотря на то что миллионер, все-таки… друг. Старый, проверенный. И не друг детства, а самый что ни на есть друг с детства. Илья пригласил в гости, а он… а он даже не отказался — просто не приехал. Следовало извиниться. И лишь спустя некоторое время — Яша решил не тревожить Петровича на работе, а подождать до вечера, — Рыжков понял, что главная причина, которая побудила его искать встречи с Ильей, заключалась в другом. |