
Онлайн книга «Занимательная механика»
А может, дело не в одежде, а в глазах? — Вы пунктуальны, Федор Александрович. — Работа такая, — хмыкнул Волков и сделал шаг в комнату. И замер от неожиданности. В стоящей на комоде клетке, той самой, что вчера служила усыпальницей для попугая, сидел тойтерьер. Пару мгновений собачка мерила Очкарика мрачным взглядом, а затем рявкнула. Да как рявкнула! Карманное животное оказалось обладателем тяжелого и чудовищно громкого баса. Короткое «Гав!» наполнило комнату так быстро и так плотно, словно на комоде разорвался артиллерийский снаряд. Федор вздрогнул. Оружейник улыбнулся: — Именно поэтому, когда приходят гости, я запираю Серафима в клетку. Что поделаешь — зверь. Тойтерьер зевнул и улегся на дно клетки. Выглядел он довольным. Птичьих костей вокруг не наблюдалось. Сгрыз? Шаляпинский бас песика стал той самой каплей, которая переполнила чашу волковской невозмутимости. Очкарик впал в легкое замешательство и спросил первое, что пришло в голову: — В квартире стало… — Чище? — пришел на помощь Оружейник. — Да. — Это все монета, — рассмеялся старик. — Она так и называется: «Гнилое место», усиливает гнетущее ощущение. Карпов сделал, как вы уже поняли. Когда я оставляю убежище, я расплачиваюсь, и до моего следующего визита квартира выглядит крайне погано. Предосторожность. — А откуда у вас номер моего телефона? Очкарику требовалось время, чтобы прийти в себя. — Пусть это останется моим маленьким секретом, хорошо? — Оружейник снова улыбнулся: — А вы присаживайтесь, Федор Александрович, присаживайтесь. В ногах правды нет. — А где она есть? Волков отодвинул стул и разместился напротив старика. — Правд много. Какая вас интересует? — Все, — отрезал Очкарик. — Но я не могу ответить на все вопросы разом, — развел руками Оружейник. — Тем более на невысказанные. Давайте пойдем по порядку? — И вы будете отвечать? — Вы спрашивайте, а там посмотрим. Тойтерьер засопел, но голос подавать не стал. В открытую форточку долетели звуки грустной песни: Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене. И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине. Мне хочется плакать от боли или забыться во сне. Где твои крылья, которые так нравились мне? Кто-то слишком громко включил радио. Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне? А перед Волковым сидел серый убийца с мертвыми, ничего не выражающими глазами и терпеливо ждал вопросов. — Спрашивать у вас паспортные данные, я так понимаю, бессмысленно? — К чему формальности? — Оружейник едва заметно пожал плечами. — Мы ведь беседуем не для протокола. — С чего вы взяли? — Разве я арестован? — Это можно исправить. Замешательство прошло, и Очкарик решил как можно быстрее вернуть потерянные позиции. Старику удался психологический удар, пора продемонстрировать твердость. — За что же вы хотите меня арестовать? — За убийство Арифа Гусейна. — Уважаемый Федор Александрович, — благодушно протянул Оружейник, — мы оба знаем, что Арифа Гусейна убил Ильгар Гамбар. Семейное дело, так сказать. Молодая кровь вскипела и все такое прочее. Серафим подтвердил слова хозяина негромким, но тяжелым звуком. То ли проскулил, то ли зевнул. Что именно сделал песик, осталось невыясненным, но презрительные нотки прозвучали весьма отчетливо. — Ильгар совершил убийство вашим оружием, — сказал Очкарик. Волков не давил, не напирал — не время, но фразу произнес уверенно и твердо. — Что требуется доказать. — А если докажу? — Каким же это образом? — удивился старик. — Федор Александрович, мы с вами прекрасно понимаем, что знать правду и доказать ее — далеко не одно и то же. Кто поверит рассказам глупого юнца, указывающего пальцем на уважаемого человека? Тем более что и указывать будет не на кого, я, знаете ли, в тюрьму не собираюсь. — Есть люди, которым не требуются доказательства, Они мне поверят. — Знаю, — усмехнулся Оружейник. — Но захотите ли вы сказать им «Фас!»? Вот в чем вопрос. Старик говорил негромко, однако была в его голосе непоколебимая вера в произносимые слова. Он полностью контролирует ситуацию. Он, серый убийца с внешностью обветшалого гаера. У него есть козырь, бьющий все карты Волкова, и Очкарику захотелось увидеть эту карту. — К чему наша встреча? — Чтобы удовлетворить ваше любопытство. — Монетки вы оставили специально? — У вас должен был появиться след. «Чеканщик? Его рассказы о монетах на все случаи жизни? Это след? Эту историю я должен был услышать?» Как относиться к истории Карпова, Волков не знал до сих пор. С одной стороны, любой коллекционер в какой-то мере сумасшедший, склонный видеть в своем занятии мистическое начало. Тем более коллекционер потомственный. Но и в то, что Сан Саныч — банальный фальшивомонетчик, Очкарику не верилось. Преступников, даже если они хорошие актеры, Волков видел насквозь, чуял, подобно хорошему псу. Он мог ошибиться в другую сторону, начать подозревать честного человека, но наоборот — никогда. Карпов не уголовник, а его история… его история… Его сумасшедшая история… Но пора возвращаться к разговору. Очкарик мрачно посмотрел на старика: — Играли со мной в поддавки? Не очень-то приятно чувствовать себя бараном, которого ведут на веревочке, но что делать, в этой партии карты сдавал Оружейник, а он оказался опытным шулером. — Вы должны были кое-что узнать, Федор Александрович, но не на словах, нет… — Оружейник пошевелил пальцами, подбирая нужное выражение. — Вы должны были расследовать, дойти своим умом, обдумать и принять, понимаете? Или не принять. Но вы сами. Никто, кроме вас. В идеале все должно было случиться само собой, вы ведь искусник, рано или поздно докопались бы, но… время дорого, вот и пришлось помочь вам заглянуть за кулисы. «Искусник?» Искусник — искусство. Вспомнились слова эксперта, прозвучавшие после осмотра ловушки в туалете: «Совершенство. Настоящее искусство». А план устранения Гусейна? А убийство сенатора? |