Онлайн книга «Укус скорпиона»
– Но я не знаю, куда именно? – тоскливо признался я. – Сэр! – заорал сержант. – Когда со мной разговариваешь, следует добавлять «сэр»! – Да, сэр. Я не думал, сэр. Вы ведь не офицер, сэр, чтобы я так к вам обращался. – Для тебя, червь навозный, я – офицер! Понял, кусок дерьма? – Да, сэр. – Не «да», а так точно, ублюдок! «Вот оно, – с тоской подумал я. – Как мне не хотелось оказаться в армии, и все же угораздило. И ничего не поделаешь, вляпался по самую макушку. Теперь придется терпеть, радует только, что этот кошмар продлится всего лишь месяц. Надо только покрепче сцепить зубы и считать дни. Месяц – это не так уж и много…» Как я был наивен в тот миг! В Кэмп-Пири день шел за год. Это я уяснил в первые же сутки пребывания здесь. Впрочем, как оказалось, – и последние. Но пока я этого не знал… – Запомни, ублюдок, – продолжал орать сержант. – Тебя определили во второй взвод, и, к твоему несчастью, этим взводом командую я. Так что особо не радуйся, что у тебя укороченный курс подготовки. Ты будешь у меня вкалывать за четверых. Либо я сделаю из тебя настоящего солдата, либо ты захлебнешься в собственном дерьме. Все понятно? – Так точно, сэр! – Стать в строй. Я опять растерялся, но потом, заметив разбудившего меня негра, поспешил занять свободное место рядом с ним. Похоже, я не ошибся, так как сержант ничего не сказал, а, обойдя шеренгу, остановился перед строем, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Тем временем, остальные взводы, понукаемые своими сержантами, стали трусцой покидать плац. – Хопкинс! – выкрикнул мой сержант. – Я, сэр. – Тебе не кажется, что ты выделяешься из этого стада? Я огляделся, и только сейчас заметил, что из всего взвода единственный одет и единственный разут. – Так точно, сэр, – ответил я. – Но я и не подумаю, дружище, что либо менять. Ты так и побежишь босиком. Эта фамильярное «дружище» и притупило мою бдительность. Я даже решил, что он сжалился надо мной, углядев мозоли на ногах, которые я уже успел натереть этими идиотскими башмаками. Но я тогда еще не знал, что это самое страшное слово в лексиконе сержанта. Оно означало, что он уже выделил меня из общей массы, а, значит, ничего хорошего в ближайшем будущем меня не ожидало. – Бег-гом арш! – рявкнул сержант. И началась первая пытка из бесконечной череды вкушенных мною в Кэмп-Пири в этот день… На первом километре я выдохся, на втором – мои подошвы превратились в кровоточащее месиво, на третьем – я бежал, постоянно спотыкаясь и ничего не видя перед собой. На четвертом – я упал под каким-то кустиком и слабеющим голосом попросил, чтобы меня здесь и похоронили. Остальные шесть километров меня волокли на себе знакомый уже негр и какой-то молодой парень с кривым носом и ушами, оттопыренными так неестественно, словно они выросли задом наперед. Я их просил, уговаривал, умолял бросить меня, говорил, что никуда не спешу и, вообще, мне никуда не надо… Они же пытались втолковать мне, что если взвод не прибежит обратно в полном составе, то всех заставят бежать еще десять километров. Я им, конечно же, не верил, я им говорил, что это садизм, и в наши дни никто не имеет права так измываться над людьми. На что они отвечали, что все это я могу рассказать сержанту. Я им пообещал, что так и сделаю, и уже больше не сопротивлялся… Едва меня уложили на бетон плаца, я услышал голос сержанта: – Когда эта падаль очухается, покажете ему, где лазарет. А теперь умойте свои потные рожи и набейте желудки тухлятиной, которую состряпал вам повар. Ровно в семь построение! Я остался один на бетонке, еще не понимая, жив ли, или уже на том свете. Но когда солнце начало поджаривать меня, словно цыпленка на гриле, понял, что все-таки еще не отдал Богу душу, с трудом поднялся и, хромая на обе ноги, побрел искать лазарет. Мне повезло, я тут же наткнулся на какого-то солдата, и он указал мне на серое невзрачное здание, больше напоминавшее покосившийся сарай. Док, плюгавый старикашка с красным носом, помятым лицом и трясущимися с перепоя руками, долго цокал языком, разглядывая мои раны, потом спросил невнятно, будто у него рот был набит кашей: – Нофенький? – У-у, – простонал я. – Фзфот какой? – Чего? – не понял я. – Фзфот какой, гофорю. Подразделение? – Кажется, второй. – Значит, Брэг постарался, – удовлетворенно констатировал он. – Кто? – Сержант тфой, кто же еще? Ублюдок, какиф мало. Но дело сфое, стерфец, знает. Из любого сопляка мужчину сделает. Это, как раз, меньше всего меня и радовало. Но не было сил высказать свое мнение вслух. Доктор тем временем обработал мои ступни каким-то раствором и плотно перебинтовал. – Зафтра будешь, как нофый пятицентофик, – пообещал он. – А сегодня я скажу Брэгу, чтобы он тебя не напрягал на фечерней пробежке. Нет, что ни говори, красиво он говорил, приятно было слушать! Хотя, о чем это я? Нашел о чем думать. Тебя собираются загнать в гроб, а ты думаешь о логопедии. Я вздохнул и только сейчас заметил, что старикашка куда-то подевался, видимо, подался выпить неразведенного спирта. Я блаженно растянулся на кушетке, где мне делали перевязку, и задумался: «Что же теперь делать? Сбежать я не могу, это значит вновь оказаться в Стрэнке. Значит, придется терпеть, грызть землю и терпеть»… Я опять вспомнил разговор вертолетчика с сыном: «Если ты все же попадешь в армию, сынок, – говорил он, – запомни: первая заповедь солдата – никогда не выделяться, иначе ты пропал. Все шишки будут сыпаться на твою голову.» Мальчик тогда еще рассмеялся и спросил, какие шишки – еловые? На что отец ответил, что те шишки, к сожалению, похуже. Как он все-таки был прав! В двери показался док, увидел меня и вытаращил глаза. – Ты еще здесь? Ишь, разлегся, стерфец. Марш ф казарму! Я нехотя поднялся и, тихо выругавшись, вышел вон. За время, пока меня «лечили», под открытым небом стало еще жарче. Тут же с меня потекло в три ручья, и я, как мог, поспешил к казарме, по-прежнему прихрамывая на обе ноги. Вы когда-нибудь хромали на обе ноги? Тогда вам не понять, что это за удовольствие. Но оказалось, что спешил я зря. Уже наступило время построения. Я только успел заскочить в казарму и с трудом натянуть на распухшие от ран и бинтов ноги проклятые свои башмаки. Сержант запаздывал. Мы успели взмокнуть, но никто не решался высказать своего неудовольствия. Все молча потели, переминаясь с ноги на ногу. Единственный, кто не потел, так это мой знакомый негр. Кстати, он был и единственным чернокожим в нашем взводе. Представляю, как ему было не по себе среди нас. |