Книга Белый свет, страница 44 – Руди Рюкер

– Ты думаешь, это в самом деле пиво? – спросил я, когда она открыла другую дверцу и поставила ящик на заднее сиденье.

– НАПАЛМ, – сказала машина, а Кэти со смехом впорхнула внутрь. У нее был счастливый вид.

Машина завелась без проблем и покатила вниз по улице. Никто не выбежал, чтобы остановить нас. Насколько я вообще мог судить, у машины хозяина не было.

Франкс что-то такое сказал про говорящие машины, перед тем как умереть. Мне стало интересно, воплотился ли он снова и в каком виде.

Тяжелый теплый ветер врывался в мое открытое окно.

Я заметил, что машина с удовольствием сама управляет собой, и убрал руки с баранки.

– МОЛОДЧИНА, – отреагировала машина.

Я протянул руку назад и взял две бутылки. Пиво оказалось холодным, вполне приличного вкуса, не то что виски. Возможно, они сами варили его на Саймионе.

– Хорошо снова куда-то двигаться, – сказала Кэти. – Я совсем не хочу останавливаться. Прямо сейчас" стоя там…

– Я знаю, – сказал я, думая о людях, что махали Бобу Титеру. – Наверное, хуже смерти может быть только вечная жизнь, – Ой, не говори так. – Она высунулась в окно, подставив лицо ветру. – Что угодно лучше, чем ничего.

Мы уже выехали на центральную улицу, мимо нас проносились огни. Множество машин стояло у тротуаров, но лишь немногие ехали. Внезапное сомнение озарило мой мозг.

– Тебе нужен бензин? – спросил я машину.

– У МЕНЯ РУКА-НАДГРОБЬЕ И КЛАДБИЩЕНСКАЯ БРЕДЬ, – сказала машина в неожиданном приступе красноречия. – МНЕ ВСЕГО ДВАДЦАТЬ ОДИН, НО Я НЕ ПРОТИВ УМЕРЕТЬ.

Только потом до меня дошло, что это значило. Но я сделал вывод, что бензина у нас достаточно. Я включил радио. Шкала минуту померцала, разогреваясь. Мне стало любопытно, что сейчас зазвучит.

На шкале не было цифр, но когда Кэти покрутила правую ручку, в маленьком прямоугольном окошке задвигался туда-сюда указатель. Вдруг что-то щелкнуло, и появился звук. Саксофон, играющий короткими всплесками. Сакс умолк, и мужчина с едва заметным бостонским акцентом продекламировал хайку:

– Напрасно, напрасно обильный дождь проливается в море.

Еще саксофон, еще хайку. Через некоторое время пианино сменило сакс, а чтец принялся за более длинное стихотворение, закончившееся строчками: «Я хочу освободиться от надоевшей мясной круговерти, счастливым и мертвым на небо уйти». Радио смущенно поперхнулось.

Кэти ссутулилась на своем сиденье. Она закурила сигарету и сидела, чуть отвернувшись от меня. Потом потянулась вперед, крутанула ручку радио, и снова зазвучала первая хайку: «Напрасно, напрасно. Обильный дождь проливается в море». Она вздохнула, а саксофон утонул в тихих гитарных переборах.

– Что это, Кэти?

– То, что я хотела услышать. – Она продолжала подставлять лицо тугому ночному ветру. – В машине Спека было такое же радио. Все в эфире непрерывно.

Над звоном беспорядочно перебираемых струн зазвучал другой мужской голос. Он звучал напыщенно и самоуверенно. Трудно было понять, что он говорит. Какие-то даты, цифры. «Я знал, что надо бы одеться».

– Это Нейл, – сказала Кэти. – Сейчас его редко услышишь.

– Я все равно не…

– Это диск Кэссади и Керуака, их выступление с джазовой декламацией. Мой старший брат дал ее мне, когда я заканчивала школу, и я часто ее слушала. Так я и увлеклась Керуаком.

Снова зазвучал первый голос – Керуак. Он рассуждал о смерти, о Пустоте, об озарении и лысых артистах в черных беретах, вешающих реальность на прутья железных заборов у Вашингтон-сквер. У него была странная манера соскальзывать то и дело в этакое мелкое хихиканье. Губы Кэти двигались, беззвучно повторяя его слова.

Я начал испытывать ревность.

– Наверное, ты хотела бы разыскать его и сесть у его ног, – сказал я.

– Хорошая мысль, – откликнулась она, щелчком отправив сигарету в окно. – Это – или способ вернуться на Землю. – Затем она смягчилась и улыбнулась мне. – Хочешь послушать что-нибудь другое?

– Конечно. А что там еще есть?

– Все, что хочешь. Просто покрути ручку, и оно поймает то, что у тебя на уме.

Я повернул ручку, пройдя сквозь невнятное бормотание вероятных возможностей, сам не зная, что я хочу услышать. В конце концов я остановился на «Лед Зеппелин», «Whole Lotta Love». Нарочито тяжелый ритм казался самым подходящим сопровождением для езды по Тракки. Я швырнул свою опустевшую бутылку в окно и открыл новую.

Сейчас мы ехали по дороге, идущей вдоль Свалки.

Падающие на нее зеленые огоньки ясно выделялись на фоне беззвездного ночного неба. Какая-то фигура, нетвердо держась на ногах, вышла на дорогу. Хич-хайкер.

Я вспомнил, как Вине задавил человека, и затаил дыхание. Но наша машина остановилась, включила свет в кабине и открыла заднюю дверцу.

– Вам не обязательно садиться, – крикнул я этой фигуре в тщетной надежде удержать хоть какой-то контроль над течением событий.

– Феликс? – откликнулся оборванец. – Это ты? – он всунул голову в машину и внимательно оглядел меня.

Это был мужчина с клочковатыми черными волосами и ввалившимися щеками. Было что-то насекомообразное в том, как выглядел его рот. Между раздвинутыми губами виднелись тонкие зубы. Его уши торчали в стороны, как антенны-тарелки, а в глазах я не смог прочитать никакого выражения. Он был одет в изношенный до лохмотьев черный костюм, которому по виду было никак не меньше полувека, и белую рубашку, но без галстука.

– Боюсь, я вас не узнаю, – сказал я. Из радио вырвалась череда быстрых, сердитых гитарных нот.

– Он похож на Франца Кафку, – заметила Кэти, приглушая звук.

Человек влез на заднее сиденье и улыбнулся Кэти.

Его улыбка была ужасающей. Он быстро заговорил высоким голосом:

– Настоящий Грегор Самса, только в обратном смысле. Я был гигантским жуком до того, как со мной произошла неудачная метаморфоза. – Он отряхнул свой костюм жестом Оливера Гарди, его пальцы мелькали во всех направлениях сразу. Тут до меня дошло.

– Так ты Фрэнке! – воскликнул я. – Ты перевоплотился на свалке Тракки!

Он по-тараканьи дернул ртом и раздул ноздри.

– Не знаю, Феликс, как вы, люди, можете это выносить. Всю эту мягкую плоть. – Он ущипнул себя за чахлую щеку. – Туловище из зефира, косточки-зубочистки.

Мне все-таки надо бы добраться до Пражского сектора свалки и отменить эту гротескную трансформацию.

Он углядел пиво, открыл бутылку и высосал ее с влажным, смачным бульканьем. Прежде чем я успел что-то сказать, он снова заговорил::

– Я был прав, Феликс, ведь правда же, когда сказал, что мне проломят голову. Я прочитал эту страницу.

Я знал будущее. Это, наверное, твоя подруга Кэти?