Книга Время перехода, страница 48 – Алан Дин Фостер

Счастливые обстоятельства здесь вовсе ни при чем.

– Пора бы уж им показаться.

– Дадим им еще несколько минут.

Обернувшись, он попытался в темноте разглядеть подругу.

– Нет. Знаю я этого Джон-Тома, вот так. У этой бедной голозадой макаки мозгов меньше, чем у курицы. Попался он. Ну, мы сделали что могли. Я пытался его упредить, но ему ж надо непременно разыграть благородство. Он сам того хотел, сам, а мы тут ваще ни при чем. Нас ждет своя жисть. Пора отправляться.

Выдр выпрыгнул из лодки и налег на нее плечом, чтобы столкнуть с мели на песчаной косе, где они нашли временную стоянку.

Виджи склонилась к нему и, чтобы привлечь внимание, потерлась своим носом о его нос.

– Мадж, но нельзя же позволить им умереть подобным образом!

– Не нам решать, какой смертью им помирать, милашка. Они сами на это пошли. Что ж тада будет с нами, а? – Он выпрямился и, перегнувшись через борт, поцеловал Виджи, потом провел пальцем по ее усам. – Я еще не встречал таких девушек, как ты, и думать не думал, что встречу.

Никогда не думал об оседлой жисти, потому как не видел в ней смысла, а теперь вижу. Я не хочу, чтоб все полетело к черту тока из-за того, что простофиля из другого мира по дурости лезет, куда его не просят.

Джон-Том откалывает эти идиотские номера с той самой поры, как я с ним познакомился, то есть как тока он очутился здесь. Я знал, что в один прекрасный день он возьмет на себя чересчур много – и конец любопытному знакомству. И вот этот день пришел. Он сам за себя все решил. Больше никому ничего не угрожает, судьба мира от него не зависит – это всего-навсего Джон-Том, и рок судил, что пора уж ему того-этого.

– А кто-то когда-то говорил, что рок ничего не значит.

– И кто этот дурак?

Она склонилась поближе.

– Ты, Мадж.

Выдр отпрянул, но уйти от ее взгляда не смог.

– Черт побери всех баб, вместе взятых! Слышь, Виджи?! Я сказал, будь ты проклята!

– Я слышу. – Она плавно скользнула за борт. – Мы с тобой проведем чудесный сеанс взаимных оскорблений и проклятий чуть попозже. Сейчас на это нет времени.

Они вместе направились к деревне, легко обогнав переплывшую им дорогу напуганную рыбу.

Неуверенные попытки Джон-Тома провести лошадиный психоанализ, прерванные скрипом отпирающихся ворот, тут же пошли прахом. Сперва он думал, что это пришли повара – но ворота распахнулись лишь для того, чтобы впустить очередную порцию закусок. Закуски бесцеремонно впихнули в загон и захлопнули ворота.

– Привет, Мадж. Привет, Виджи.

Джон-Том даже не поздоровался.

Тейва ударил копытом о землю.

– Тоже твои друзья? Человек, среди твоих знакомых хватает безрассудных глупцов.

Мадж отряхивался. Выражение глаз у него было такое, что могло бы прожечь дыру в стене толщиной в дюжину ярдов.

– Ты и половины не знаешь, четырехногий. Надо было взять мой лук, но вода б его попортила. А, все едино надо было взять и попытать судьбу. Да теперь уж офигенно поздно.

Он подбежал к воротам и обложил туземцев разнообразными эпитетами.

– Эта банда не глупа, – заметил Перестраховщик, чистивший хвост. – Или надо действовать просто-таки молниеносно, или на тебя посыплются с деревьев.

– Я суну этот драгоценный совет прямиком туда, где он принесет больше пользы, – буркнул выдр. – Жаль тока, что его не было под рукой минуты три назад. Я и не думал пялиться на деревья – в голову не пришло, что тут живут макаки. Зато теперь одна уж точно есть. – Он уставился на Джон-Тома.

– Моя вина. – Виджи медленно подошла к юноше. – Мадж не хотел идти.

Наверно, он был прав, но я настаивала.

– То есть как это я не хотел?! Да чтоб я бросил своего лучшего друга на съедение и даже не попытался вытащить его отсюда?! Да ни в жисть!

Виджи через плечо молча несколько секунд разглядывала своего воздыхателя, потом обернулась к Джон-Тому.

– Все, что ты рассказывал о нем, – правда.

И она подошла к Перестраховщику, чтобы о чем-то пошептаться с ним.

А Джон-Том, плюнув на риск упустить время, приблизился к другу.

– Мадж, я ценю твои усилия, жаль только, что они не увенчались успехом. Однако благодаря тебе у нас появился небольшой запас времени: им снова придется расширять кострище.

Он указал за ворота. Действительно, воодушевленные туземцы были заняты именно этим.

– Почему бы им не жарить нас просто поштучно? – проворчал выдр.

– Вот этого-то я никак и не пойму, – вмешался Тейва.

– Может, это имеет какое-то ритуальное значение. Чем роскошней банкет и чем больше дичи изжарено за раз, тем лучше виды на будущую охоту или что-то в том же духе.

Мадж скосил глаз на Джон-Тома и с горечью, безнадежно промолвил:

– Я знал, приятель, что ежели буду долго шляться с тобой, то отдам концы до времени. Знаешь, раньше в финале каждой нашей веселой прогулки ты всегда хлопал меня по плечу и говаривал: «Славно вжарили, Мадж, славно вжарили». – Он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону костра. – Теперь я уж точно буду славно вжарен, верняк!

Потом Мадж оглядел с головы до ног крылатого жеребца.

– А ты узнал про того, из-за кого весь этот переполох? Насчет того, что он может запросто унести нас всех, ты прав. Так почему не забраться к нему на борт и не упорхнуть отседа?

– Он боится высоты, – сообщил Перестраховщик.

– Чего?! – Мадж с прищуром воззрился на енота. – Я чтой-то не расслышал.

– Я сказал, он боится высоты! – раздраженно гаркнул тот.

Мадж помолчал, переваривая новость, потом неторопливо подошел к исполинскому жеребцу и остановился чуть ли не носом к носу с ним.

– Мадж, не… – начал было Джон-Том, но заставить выдра замолчать было ничуть не легче, чем предотвратить ветхозаветный потоп.

– Значица, боишься высоты?! Это с крыльями-то, которые дадут фору сотне орлов, да еще с такими мускулищами?! – Он попытался пнуть коня в грудь, но короткие ножки не достали. – Четырехногий трус! Крылатый маменькин сынок! Жалкая жеманная жвачная пародия на племя лошадиных!

Да какой из тебя толк?!

Выдр продолжал осыпать жеребца оскорблениями, пока Тейва не спрятал голову под крыло, и лишь тогда Мадж в предельном негодовании отвернулся от него.

– Ну, спасибо, Мадж, – тряхнул головой Джон-Том, – удружил! Знаешь, как ты мне помог? Я из кожи вон лезу, внушая ему, что он может летать, пробуждаю в нем веру в себя, а ты…

– Что я, парень? Говорю правду? Жисть – не ясли, и я не намерен цацкаться и нянчиться с разными сопляками, особенно када под вопросом моя собственная жисть. – Он уселся и положил голову на лапы. – Надеюсь, при поджаривании меня щедро сдобрят шалфеем – завсегда любил шалфей.