Онлайн книга «Отсвет мрака»
— Я… почему я? — Потому что нам нет нужды мучить этого человека и не позволять ему уйти. Ведь вы, кажется, что-то хотели узнать? — Да, — отвечаю я непослушными губами. — Вот микрофон. Только не следует орать на весь зал. Избегайте заумных формулировок. Задавайте вопросы в простой и лаконичной форме. И не ждите чуда. Вы говорите с мертвецом, у которого — свои заботы… Готовы? Едва нахожу силы, чтобы уронить: — Готов. Усатый коротко хлопает меня по плечу и, отвернувшись, командует в пространство: — Полное внимание! Включаем трансляцию. Пошло сканирование… В динамике, напоминающем собой черный шар размером с мой кулак, внезапно зарождается бесцветный, срывающийся голос. Он повторяет одну и ту же фразу, будто заведенный: — Где я… где я… где я… В панике оборачиваюсь на саркофаг. Гафиев недвижен, лицо по-прежнему спокойно. А чего я ожидал? — Не волнуйтесь, — говорит усатый и снова кладет руку мне на плечо. — Обычное ментальное зацикливание. Я киваю. Проглатываю застрявший в глотке сухой ком. Преодолевая сопротивление одеревеневших мышц, нагибаюсь к микрофону: — Гафиев, вы слышите меня? — Где я… где я… где я… — Здесь комиссар Сполох. — Где я… где я… — Он не слышит, — говорю я нервно. — Слышит, — возражает усатый. — Ему тоже необходимо усилие, чтобы разорвать цикл. Похоже, все, кто был в операционной, столпились за моей спиной. — Э-э… вот что, — говорю я. — Если мне удастся привлечь его внимание, персонал должен будет покинуть зал. — Это невозможно, — мягко произносит усатый. — Но мы просто выключим трансляцию. Вы услышите ответы Гафиева через наушники. А запись диалога на дискете мы презентуем вам. Под честное слово, что нами не снималась копия. Мы же понимаем, не впервые… — Хорошо, это меня устраивает. Белые тени разбредаются по углам помещения. — Гафиев, отвечайте. — Где я… где я… — И вдруг, словно обрыв бесконечной ленты: — Кто?! — Выключаем трансляцию! — кричит за моей спиной усатый, и чьи-то руки прилаживают мне наушники. — Гафиев, это Сполох. — Кто такой… Сполох? — Комиссар Сполох, отдел по борьбе с тяжкими преступлениями. Вы помните, что было в «Инниксе»? — Где я… Что со мной? — Вы… пострадали, — с трудом рождаю эту подлую ложь. — Вы в клинике. Я веду следствие. Ответьте мне на вопрос… — Почему так светло?. Я шарахаюсь от микрофона. — Он видит?! — Нет, это ментальные иллюзии. Зрительные нервы заблокированы. Не отвлекайтесь больше, иначе он снова сорвется в цикл. — Гафиев, — зову я. — Что случилось в «Инниксе»? — Не знаю… что это?. — Простите, комиссар, но ваш вопрос чересчур сложен, — вмешивается усатый. — Он требует развернутого ответа. А мозг способен сейчас генерировать лишь простые логические конструкции. Да — нет — не знаю… — Гафиев, что вы делали… Нет, не так! Вы смотрели на ваш лаптоп после ухода Авилова? — Малыш… что с Малышом? Какой еще Малыш?! Может быть, его сын? — Все хорошо, — говорю наобум. — О нем позаботятся. Вы смотрели на лаптоп? — Лаптоп… не помню… — Назовите мне слово! — Слово… не знаю… Малыш тормознул его? Теперь ясно. Очевидно, Малыш — это прозвище Авилова. — Да, тормознул. Что было на экране лаптопа? — Лаптоп… экран… не знаю… Пусть позовут Машку… где она? — Хорошо… — Я уже по горло переполнен этой ложью и скоро захлебнусь ею! — На экране лаптопа было слово. Какое? — Слово… на экране… не помню… Скажите Машке… нужно забрать Арслана из садика… Мне хочется плакать. Я подонок. Гнусный подонок. Я лезу со своей пошлой ерундой к человеку, который уже переступил порог. Подло обманываю его. Обещаю то, чего никогда не смогу исполнить. А он там, за порогом, все еще думает только о жене и сыне, которого нужно забрать из садика! Почему в этом кресле сижу я, а не его жена?! Нет мне прощения… — Отойдите! — кричу я усатому. И тот отходит. — Гафиев, слушай меня. Не могу больше врать… Ты убит, ты умер. Это лишь твой мозг… Помоги мне. Назови слово! — Убит… неправда… где я?. — Гафиев, не смей уходить! Мне нужно это слово. Кто-то угрожает Гигаполису. Угрожает Машке и Арслану. Если я узнаю слово, мы спасем всех, клянусь тебе! — Где я… где я… где я… — Слово, Гафиев, слово!!! — Я умер… неправда… слово… не знаю… — Ты знаешь! Ты видел его! — Слово… видел… как тяжело… Он почти с ощутимым для меня усилием проламывает стену могильного беспамятства. И называет слово. А затем начинает без конца повторять его. — Гафиев, — бормочу я. — Прости меня. Он на мгновение выходит из этого завораживающего пике. Говорит отчетливо и ясно: — Машка… поцелуй Арслана. И снова срывается на бесконечное: — Где я… где я… Боже, я до конца своих дней буду слышать этот неживой голос! Сдергиваю наушники и встаю из кресла. — Можно отпустить его? — предупредительно спрашивает усатый. — Да, конечно… Со всех сторон доносятся звонкие щелчки. Что там у них может щелкать?., тумблеры какие-нибудь. Гигантский экран гаснет, и в операционной становится темнее. Кто-то заботливо набрасывает белое покрывало на лицо трассера. Прости меня, Гафиев… Мы преодолеваем цепочку шлюзов в обратном порядке, выходим в коридор. — Возьмите запись, — говорит усатый и сует мне пластиковый конвертик с дискетой. Капюшон отброшен, и я вижу залысый лоб с высыхающими дорожками пота. Глаза спокойные, привычные ко всему. Он протягивает мне пачку, мы закуриваем. — В сущности, это трудно назвать работой сознания, — говорит он, пуская колечки в потолок. — Гальванический эффект. Лягушка дрыгает ногой… Мы лишь заставляем кору отдавать свою информацию. А то, что при этом функционируют еще и какие-то интерфейсы, правила передачи этой информации, нельзя считать проявлением разума. Или, как принято писать в оккультной прессе, голосом души. Нет там никакой души… |