Онлайн книга «Хаосовершенство»
— Рус уловил принцип и предложил настолько неожиданный ход, что я до сих пор хожу под впечатлением, — продолжил между тем Ганза. Он не заметил жеста Слоновски. — Нам даже перестраивать ничего не придется, лишь добавим пару элементов да выведем сюда… — Сложно? — осведомился Щеглов, плавно перебив лохматого гения. — Неделя работы, — махнул рукой тот. — Мы уже начали, — добавил Слоновски. — Думаю, дней за пять управимся. Когда дело касалось сроков, Мишенька предпочитал доверять словам Грега, а не Ганзы — Слоновски умел уговаривать людей работать интенсивнее. — Единственный нюанс заключается в том, что мы сможем только поднять столб, — продолжил тем временем главный инженер. — Удержать его нереально. А когда его закрутит, тут действительно откроется филиал ада. — Удержим, — хладнокровно пообещал Щеглов. — Ты подготовил расчеты? Я хочу посмотреть. Ганза «тыкал» всем, включая Мертвого и Холодова, и все давно перестали обращать внимание на манеры гения. — Вычисления продолжаются, — спокойно ответил Мишенька. — Но я знаю точно, что столб мы удержим. — Да, помню… ты говорил. — Ганза раскрыл папку и принялся лихорадочно рыться в бумагах: — Грег перепутал последовательность, но… сейчас… На бетон вновь посыпались листы. — Что-то ищете, господин главный инженер? — участливо осведомился Мишенька. — Хочу показать кое-какие заметки… Я провел перерасчеты и уверен, что удержать столб можно будет только с помощью чуда… Да где же? Офицеры переглянулись. — Чудеса — это наш профиль, — хмыкнул Грег. Щеглов с сомнением посмотрел на лохматого гения, вновь перевел взгляд на Слоновски и усмехнулся. — Ганзу можно понять, Грег, он верит исключительно цифрам, то есть тому, что мы не в состоянии предоставить. И он лучше всех знает, что случится, если у нас не получится. — Мы совершим первый в истории Земли подрыв планеты, — жизнерадостно улыбнулся Слоновски. — И последний. — Войдем во все учебники. — Марсианские. — Главное — прославимся. Офицеры рассмеялись, а Ганза, продолжающий рыться в бумагах, так и не услышал их шутку. * * * Анклав: Москва. Территория: Болото. «Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат». Немного тепла перед дальней дорогой И много будет странствий и скитаний, Страна Любви — великая страна. И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она, Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна. Слова старой песни тихо шелестели по опустевшему особняку. Из комнаты в комнату, отталкиваясь от деревянных панелей стен, прыгая с этажа на этаж по скрипучим ступеням лестницы, спускаясь в подвал и поднимаясь на чердак. Слова старой песни были повсюду. Они ласкали загрустивший дом, утешали его, пытались объяснить, что… Вспять безумцев не поворотить, Они уже согласны заплатить Любой ценой и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули. [6] — Почему сейчас? — тихо спросила Патриция. — Потом не будет времени, — ответил Грязнов, бережно укладывая в коробку тщательно упакованную статуэтку. — А я не хочу собирать коллекцию наспех. От знаменитого на всю Москву антикварного магазина осталась лишь витрина — торговый зал, в котором Кирилл принимал посетителей. Сохранился не полностью, количество выставленных древностей уменьшилось почти на треть, но это мало кто заметил — слишком уж много их там было. А вот за фасадом стало пусто, из хранилища и роскошно обставленных комнат особняка, которые сами по себе были мини-музеями или мини-витринами, исчезло все ценное. Картины и фотографии, редкие статуэтки и коллекция старинной музыки — все отправилось прочь из Москвы. И обнаженные стены тоскливым эхом подпевали словам старой песни. — Дом пустой, — сглотнув подступивший к горлу комок, сказала Пэт. Грязнов понял, что имела в виду дочь. Оторвался от своего занятия, огляделся, словно только что увидел произошедшие перемены, и качнул головой: — Дом был наполнен мной. После чего достал из валявшейся на столе золотой коробочки пару пилюль и принял их, запив водой из бокала. — А сейчас? — Я был его тайной, я был его жизнью и его дыханием. Без меня он пуст. — А сейчас? — повторила Патриция. — Сейчас мы уезжаем и, вполне возможно, больше никогда с ним не увидимся. Песня закончилась, а новая не зазвучала. В наступившей тишине Кирилл поднялся на ноги, медленно прошел по комнате и остановился у двери, прикоснувшись рукой к косяку. — Он любит, и он простит. Он знает, что я должен ехать. Но он надеется, что я вернусь. Больше ему ничего не остается. — А ты? — Я тоже. — Кажется, это все, что нам остается, — надеяться. — Но сейчас у нас появились для этого все основания, ведь так? Грязнов улыбнулся, и Пэт поняла, что ее тайна раскрыта. И машинально дотронулась рукой до живота. — Откуда ты знаешь? — Я твой отец, кому же еще знать, как не мне? — Он подошел к дочери, которую многие называли Избранной, и нежно провел пальцами по ее щеке. — Ты уже знаешь кто? — Девочка, — тихо ответила Патриция. — Это замечательно. — Ей показалось или на глазах Кирилла действительно блеснули слезы? Или в его душе? Или показалось? — Девочка — значит мир. Девочка — это очаг, очаг — это дом, дом — это мир. А мальчик — костер, костер — это поход, поход — это война. Девочка — значит мир. — Не сразу, — вздохнула Пэт. — Но он будет. — Грязнов обнял дочь. — Джезе знает? — Нет. — И не скажешь? — Нет. — Она закусила губу. — У него своя дорога, и я не хочу мешать. |