Онлайн книга «Хаосовершенство»
— Двига-атель? — А вот его мы разнесли в клочья. «Ламборджини» работала на новой энергии и служила Русу образцом, демонстрировала, с чем придется столкнуться на Станции. — Штука-а? Олово понятия не имел, как правильно называется самый секретный блок двигателя «Ламборджини», а потому использовал традиционное для находящихся в затруднении мужчин обозначение. — В чемодане. Таратута ткнул пальцем в большой металлический кейс, на который Олово незамедлительно уселся — с этого момента он нес за «штуку» полную ответственность. — Quia nominor leo, [9] — улыбнулся Филя. — Теперь все? — осведомился Лакри. Олово молча кивнул. — Ребята заканчивают сборы. Минут через двадцать можем ехать. — Тебе грустно? Неожиданный вопрос Таратуты заставил Руса запнуться. — Почему ты спросил? — Ты три раза пытался запустить рабочую станцию. — Ах, это… Инженер криво усмехнулся. Суперкомпьютер, прятавшийся под брюхом бюро, разобрали, рабочие станции умерли, превратились в безмозглые пустышки, но Рус машинально пытался вернуться к любимому делу. И отрицать охватившие его чувства было бы глупо. — Я все это построил. — Лакри тоскливо оглядел подвал. А перед внутренним взором вставали другие ангары, боксы, инструменты, стенды, станки, рабочие станции, кучи промасленных тряпок, валяющиеся под ногами детали и запах… ни с чем не сравнимый запах мастерской. Бюро было мечтой Руса, в него он вложил душу и теперь покидал. — Ты вернешься, — пообещал Филя. — Уверен? — Если не сюда, то к работе — точно. У тебя обязательно будет еще одно бюро, твое собственное бюро. Multum sibi adicit virtus lacessita. [10] — Начинать все заново? — Ты не настолько старый, чтобы кряхтеть этот вопрос таким тоном. К тому же тебе не придется начинать с нуля, тебе помогут. Лакри знал, что это не пустые слова. Он уже понял, что для своих Грязнов сделает все, а он, Рус, уже «свой». Другое дело, что в эту мастерскую он вложил частичку души, поскольку не собирался никуда уезжать. — И все равно грустно. — Тебе не повезло — ты живешь в эпоху перемен. — Или в конце времен? Быстрый взгляд на Филю — ответная улыбка. — Мир устоит. — Уверен? — Он, собака, живучий, так что устоит, — пообещал Таратута. — И такой талант, как ты, Рус, без дела не останется. — Пока я вижу лишь наступление хаоса. — Ха-аос и совершенство следуют друг за-а другом, — неожиданно выдал всеми позабытый Олово. — Ого! — Таратута с веселым удивлением посмотрел на маленького слугу. — Ты где это подслушал? — Я-а… Но закончить фразу Олово не успел: дверь распахнулась, и появившийся Зяблик выплеснул дурные вести: — На Болоте совсем плохо! — Рауля Хмурого давят! Истошный вопль странного содержания вызвал закономерную реакцию: — Ты что, пьяный? — Тимоха Бобры выразительно посмотрел на влетевшего в кабинет Петруху. — Кто? — деловым тоном осведомился Николай Николаевич. — Народ! — Какой еще народ?! — взревел Тимоха. — Мы, твою мать, бандиты, а не верхолазы. Мы с народом заодно! — Весь юг в заднице! Безы ушли нах, а Рауль с остатками канторы отступает к Сущевке… — Это наша территория! — Тимоха! Не ори! Субтильный Николай Николаевич не часто позволял себе повышать голос на старшего, скорого на расправу брата. Знал, что Тимоха его не тронет, поскольку уважает за ум и дальновидность, но положением своим не злоупотреблял. А потому окрик дал мгновенный результат: здоровяк заткнулся. — Петруха, говори по делу, — распорядился Николай Николаевич. — Сегодня утром на Смоленке фургон с «синдином» нашли… — Он что, сифилис, что ли, чтобы его «нашли»? — недоверчиво прищурился Тимоха. — Фургон в аварию попал, кузов кокнулся, водила с сопровождающим с перепугу деру дали. Люди смотрят — «синдин»… — Много? — Тысяч двадцать доз. — Так они радоваться должны, — заметил старший Бобры. — Такая халява с неба свалилась. — Некоторые обрадовались, — подтвердил Петруха. — Говорят, там прямо на тротуаре ширяться начали. Другие, что поумнее, коробки тырили, пока кто-то безам не стукнул. Патруль приехал, попытался добро забрать, народ вздыбился. — Вполне понятно. — Началась с безами пальба, но слух-то уже пошел. Кто-то заорал, что Рауль специально товар держит, чтобы дороже сбывать. И началось… — У Рауля «синдина» уже неделю нет, — проворчал Тимоха. — Это провокация, — ровным голосом произнес Николай Николаевич. — Что? Пальцы младшего брата пробежались по клавиатуре коммуникатора, затем он несколько мгновений вглядывался в новостные ленты и подтвердил предположение: — Провокация. В сети гудят, что канторы сговорились и специально придерживают «синдин». — Черт! — «Жирафу» сожгли! — закончил доклад Петруха. — Всё. Ночной клуб «Жираф» служил неудачливому Раулю штаб-квартирой. — Хмурый всегда был идиотом, — процедил Тимоха. — Поделим его наследство. Здоровяк до сих пор не понял то, что мгновенно просчитал умный Николай Николаевич: провокация была направлена не против Рауля. Впрочем, объяснять ничего не требовалось, события разворачивались настолько стремительно, что сами обо всем говорили. — Несколько минут назад пустили слух, что в «Приюте маньяков» полно «синдина». — Твою мать! — Его же там нет! — Будешь объясняться с толпой? — Николай Николаевич угрюмо посмотрел на братьев. — Кому-то нужна большая заварушка. — Это Тагиев, — скрипнул зубами Петруха. — Он, сука, к Болоту давно подбирался. — Или тритоны. |