Онлайн книга «Ананасная вода для прекрасной дамы»
— Хорошо. Как вам известно, — Борис улыбнулся, — душителей Кали называют или «тхаги», или «фансигары». Опять-таки поправьте, если неправильно произношу. Значит, прежде всего следовало ориентироваться на эти слова. Слово «тхаг» я быстро отбросил, потому что оно стало нарицательным, перейдя в английский язык. «Thug» означает громилу-бандита, а английский сейчас знают все… Аристотель Федорович благожелательно кивнул. — Дальше, — сказал он. — Со словом «Фансигар» дела обстояли лучше. Правда, никаких организаций, фондов или фирм с таким названием я не обнаружил. Зато в области близких созвучий кое-что нашлось. Я отфильтровал случайные совпадения, и в поле моего зрения оказался автомобильный салон «Fancy Car». Борис выговорил это название с преувеличенно жирным американским произношением. — Фэнси кар, — повторил он, — звучит как «фансигар», за исключением одного только звука. Конечно, не каждый нашел бы здесь связь с душителями, но я ведь знал, кого ищу! А когда я прочел, что единственным автомобилем, которым торгует салон, является «Лада-Калина», все стало совершенно ясно. Ведь эту таратайку никто в своем уме не назовет «шикарной машиной», такое только с оккультной целью можно… Послать сигнал в пространство. Единственный смысл в существовании этого драндулета — скрытое в его названии имя богини Смерти. Я был уже уверен на девяносто процентов, но решил для перестраховки уточнить некоторые детали. Посмотрел на вашем сайте контакты, и что вы думаете? Менеджер по общим вопросам — Зязикова Румаль Мусаева… Румаль Мусаевна чуть покраснела. — Только олух может подумать, что здесь лицо кавказской национальности, — продолжал Борис. — Румаль — это промасленный шелковый платок, окропленный святой водой из Ганга. Главный инструмент тхага, как шпага у дворянина… Он повернул лицо к Румали Мусаевне. — Ведь почему у вас в ушах эти сережки в виде серебряных монет, Румаль Мусаевна? Думаете, не знаю? Знаю. При первом убийстве полагалось заворачивать серебряную монету в платок, а потом отдавать духовному наставнику. А вы взяли и превратили этот культурный факт в изысканную ювелирную метафору. Очень вам, кстати, идет! — Спасибо, — буркнула Румаль Мусаевна. — Продолжайте, — велел Аристотель Федорович. — А что тут продолжать? Я был уверен уже на девяносто девять и девять десятых процента. А потом вдобавок увидел ваше расписание — торговые дни среда и четверг, пятница выходной, остальные дни — консультации по телефону. Это уж совсем прозрачно. Все, кто хоть немного в теме, знают, что тхаги занимались удушением именно по средам и четвергам, и ни при каких обстоятельствах — в пятницу! Видите, сколько совпадений. Какое-то одно могло быть и случайностью. Но не все вместе! Румаль Мусаевна вопросительно поглядела на Аристотеля Федоровича, и тот еле заметно кивнул. — Хорошо, — сказала Румаль Мусаевна, — но зачем вы с фаером в руке танцевали? Да еще танец такой страшный. Как будто национал-большевик перед смертью. — Так затем и танцевал, — ответил Борис, — чтобы в ответ на ваши знаки послать вам свой. Как, знаете, один корабль семафорит другому. — Что же вы нам таким образом семафорили? — Все проверяете? — усмехнулся Борис. — Неужто не верите до сих пор? Хорошо. Кто муж у богини Кали? Шива! Танцующий бог-разрушитель Шива. В одной руке у него пылает огонь, которым он сжигает материальный мир. — Вы для этого ящики подожгли? — Ну да. Чтобы вы поняли, что пришел свой человек. Возможно, с моей стороны было нахальством представляться таким образом — на статус Шивы я, естественно, не претендую… — Отрадно слышать, — заметил Аристотель Федорович. — И потом, ведь ничего важного не сгорело, — добавил Борис виновато. — Просто пустые коробки. — А что вы пели? — спросила Румаль Мусаевна. — Бхаджаны, — отозвался Борис. — Священные гимны. Аристотель Федорович и Румаль Мусаевна надолго погрузились в молчание. Через некоторое время Борис нарушил тишину. — Ну как, — спросил он, — сдал я экзамен? Достоин служить богине? Аристотель Федорович наклонился к Борису и внимательно заглянул ему в глаза. — Насколько вы уверены, что действительно этого хотите? Борис рассмеялся. — Вот, — сказал он, — наконец-то вы говорите со мной как с человеком. Н у, разумеется, на все сто. — Не покажется ли вам, что богиня требует от вас чрезмерного? — Нет. Я готов на все. Если хотите, проверьте меня, дайте любое задание. Я в совершенстве владею румалем. — Кто вас научил? — Сам. Тренировался на манекене. Может быть, несовершенный метод, но поверьте, с закрытыми глазами в темной комнате — все сделаю как надо. Аристотель Федорович тихо засмеялся. — Ах, юноша, — сказал он. — Дело ведь не в физических навыках. Вы сами совершенно правильно отметили, что служение богине — это духовный путь. Откуда вы знаете, чего захочет от вас мать Кали? — Чего бы она ни захотела, я согласен. — А как насчет естественного человеческого интереса к другим религиям? Ведь в мире их много. — Прямо здесь и сейчас, — произнес Борис, сделав энергичное движение всем телом, — отрекаюсь от всех остальных богов, от всех иных путей! Аристотель Федорович одобрительно кивнул. — Вы серьезный искатель, — сказал он. — Впрочем, с вами у меня никаких сомнений с первой минуты не было. Он подошел к алькову между двумя фоторепродукциями и откинул закрывавший его багровый занавес. Борис поднял глаза. Перед ним стояла Кали. Это была раскрашенная статуя в человеческий рост, с блестящими разноцветной эмалью глазами, зрачки которых глядели огненно и страшно. Одна из ее четырех рук держала настоящую дамасскую саблю с древним черным лезвием. В другой была мужская голова в надувшемся полиэтиленовом пакете — тоже настоящая, со смутно видной козлиной бородкой, пятнами разложения и отчетливо различимой серьгой в прижатом к полиэтилену ухе. На талии богини висел передник из человеческих рук, целомудренно скрытых рукавами рубашек, платьев и пиджаков — видны были только истлевшие до костей кисти, скрепленные тонкой золотой проволокой и стянутые кое-где полосками высохшей кожи. Эти подшитые к поясу разноцветные рукава придавали облику Кали что-то пестро-цыганское. И еще вокруг нее словно витала какая-то древнеиндийская пыль и копоть, — то, что в романтических источниках принято называть «ароматом веков». Аристотель Федорович строго посмотрел на притихшего под взглядом богини Бориса. |