Онлайн книга «t»
— Али проснулись, барин? — спросила девушка. Т. приподнялся на локтях и огляделся. Дорога шла вдоль пшеничного поля; по другую её сторону зеленел близкий лес. — Вон тама Оптина Пустынь, — сказала девка и махнула рукой в сторону леса. — Пешком версты две будет наскрозь. Сама не была, бають так. — А ближе подвезти не можешь? Девка отрицательно помотала головой. Движение было очень решительным; Т. показалось, что она чуть побледнела. — А отчего не подвезёшь? — спросил он. — Да боязно же, — ответила девка и перекрестилась. Т. несколько секунд глядел в зелёную бездну леса, затем повернулся и посмотрел на пшеничное поле. Из пшеницы поднималось пугало в чёрных лохмотьях, раскинувшее для объятья с вечностью сухие и бессильные палки своих рук — déjà vu, подумал Т., это ведь уже было совсем недавно, в поезде. Он перевёл взгляд на девку. — Тебя как звать? — Аксинья, — ответила девка. — А вас? Отчего-то Т. вдруг почувствовал непреодолимое желание выдать себя за писателя, о котором говорил Ариэль. — Толстой, — сказал он. — Лев Толстой. Девка прыснула в кулак. — Скажете тоже, — проговорила она застенчиво. — Ну какой же вы толстой. Вы худявый. И ещё лев, придумал тоже. У льва грива. Т. заглянул в её зелёные глаза и вдруг почувствовал мгновенное, бесстыдное и полное взаимопонимание с этим весёлым юным существом. Аксинья улыбнулась — и столько в этой улыбке было красоты, мудрости и непобедимой силы, что Т. показалось, будто одна из античных статуй с корабля княгини Таракановой облеклась плотью и возникла перед ним наяву. — Грива, говоришь? — переспросил он охрипшим голосом. — Грива как раз есть… — Врёте небось, барин, — хохотнула Аксинья. — Не, не вру. Поезжай-ка вон в ту рощу. Покажу… Прислонясь лбом к берёзе, Т. тяжело дышал, стараясь стряхнуть с себя последние остатки хмеля. Но ничего не получалось — опьянение, наоборот, становилось всё тяжелее и беспробудней. Душу постепенно наполняло раскаяние в том, что произошло минуту назад. — И правда лев, — смешливым голоском сказала лежащая на телеге Аксинья. — Прыгучий какой… «Как же так, — думал Т., — отчего так устроена душа? Почему мы за одну секунду проходим путь от ангела, ждущего, когда откроются райские врата, до блудливого демона, боящегося лишь одного — не допить чашу позорного наслаждения до дна, упустить из неё хотя бы каплю… И ведь самое страшное и поразительное, что никакого шва, никакой заметной границы между этими состояниями нет, и мы переходим от одного к другому так же легко и буднично, как из гостиной в столовую. Действительно впору поверить в бредни покойной княгини…» — А какие на ногах когти, — бормотала Аксинья. — Истинный лев… — Ты бы прибралась, — сухо бросил Т. — Аль не ндравлюсь? — обиженно спросила Аксинья. — А только что ндравилась… Уже собирясь сказать ей что-то отрезвляющее, Т. поглядел на неё и осёкся. В небесных доспехах юности и красоты Аксинья казалась древней богиней, вечной небожительницей, сошедшей на землю, чтобы соблазнять человеческих сынов и нести им смерть… Вокруг неё дрожала еле заметная радужная дымка, которая как бы подчёркивала её неземную природу. Впрочем, такой же еле видный ореол окружал и телегу, и даже помахивающую хвостом лошадь — видимо, влажный лесной воздух странным образом расщеплял косые солнечные лучи. Аксинья лукаво улыбнулась, и Т. с ужасом понял, что хочет её опять, и через минуту, когда это чувство вновь захлестнёт его с головой, сопротивляться будет невозможно. «Мне с этим не совладать, — подумал он. — Как сказано в Евангелии? Лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело было ввержено в геену… Истинно…» Оторвав влажный лоб от берёзы, Т. качнулся, шагнул к телеге и, избегая глядеть на Аксинью, спросил: — Слушай, я тут у тебя топор видел. Где он? — Вот, — сказала Аксинья, кивнула на торчащую из сена рукоять и побледнела. — Да зачем тебе? Али задумал что? Т., не отвечая, взял топор. Аксинья вскрикнула, соскочила с телеги и побежала в лес. Она перемещалась легко и плавно, словно плыла — но двигалась при этом очень быстро. Вскоре её уже нельзя было различить между стволов. «Как хороша, — подумал Т., — и ловкая, захотел бы, не догнал. Вот только она вернётся сейчас, я знаю. Нутром чую, грехом самим… И всё заново… Так, значит, что? Рубить и не сомневаться…» Он прижал указательный палец к серому борту телеги, поднял, примериваясь, топор, и вдруг увидел немыслимое. Лошадь, только что тянувшаяся губами к траве, подняла морду, поглядела на него колдовским пурпурным глазом и отчётливо произнесла: — Рубить не палец надо, барин. Т. от неожиданности выронил топор. — Что? — спросил он. — Что ты… Что вы сказали? — А то, барин. Пальцы тут ни при чём, — повторила лошадь тихо, будто боясь, что услышит кто-то лишний. — Тут не палец рубить, тут малой печатью убелиться след. Усечь смердячую яцутку. Вот тогда ровно по греху одёжка будет. Сказав это, лошадь отвернула морду и стала дальше щипать траву. — А ну повтори, — сказал Т. — Повтори, что ты сказала. Но лошадь продолжала щипать траву, не обращая внимания на Т., и ему стало казаться, что всё услышанное было просто галлюцинацией. Это подозрение быстро стало уверенностью — и даже непонятно сделалось, как он мог всерьёз размышлять, говорила с ним лошадь или нет. «Безумие, — подумал он. — Нельзя столько пить. Может, в гостинице подмешали в водку какую-то дрянь? Впрочем, совсем недавно я допускал, что на самом деле мёртв и всё происходящее суть загробное испытание души… Как, однако, скачут мысли. А ну скорей к Ариэлю. Там всё выясним…» Т. повернулся к лесу. — Аксинья! — крикнул он. — Мне в гостиницу надо! Выходи! — Не выйду, барин! — отозвалась Аксинья. — Вы топором зашибёте. — Да не трону я! Верно говорю! — А чего топор взял? Т. наморщился от идиотизма ситуации. — Палец хотел рубить, — крикнул он. — Палец, не тебя! — А зачем палец? — От зла уберечься! Аксинья некоторое время молчала — верно, думала. — А че ты им делаешь, пальцем? — крикнула она наконец. |