Книга Боярская честь, страница 64 – Юрий Корчевский

Настоятель выслушал меня почти бесстрастно, волнение его выдавали лишь заблестевшие глаза. Савва вскочил и быстрыми шагами стал ходить по залу. Что-то я раньше за ним такого не замечал. Всегда спокоен — даже флегматичен. Неужели в манускриптах и книгах действительно есть что-то очень ценное?

Савва взял себя в руки, уселся, прокашлялся.

— А если смердов твоих задействовать?

— Телега в деревне у меня всего одна. Смердов привлечь можно, но если сейчас о найденной библиотеке никто не знает, то завтра будет знать весь город.

— И то правда, не подумавши сказал. Господи, что же делать-то? В монастыре тоже только одна телега — муки с города привезти, молочка.

— Савва, найди обоз с возчиками, но близко к подземелью их не подпускай. Я со своими боевыми холопами спущусь в подземелье, уложу книги в ящики и подниму их на поверхность. Телегой свезём с пригорка, там рощица рядом есть — за нею послушники или монахи и перегрузят ящики в нанятый обоз. Пусть на каждой телеге по послушнику или монаху сидит, чтобы обозники ненужное любопытство не проявляли. Вот никто и знать не будет — ни возничие, ни монахи, ни послушники — откуда груз, что в ящиках. А уж где книжицы хранить, да кто до них допущен будет — потом тебе решать.

Савва хлопнул себя по лбу.

— Действительно, так просто! Как мне самому в голову не пришло?

— Только вот что. Ящиков у меня мало — на заказ делали. Пусть твои доверенные люди здесь книги выложат, а пустые ящики назад с подводами отправят. Глядишь — за пару дней управимся.

— Договорились!

Настоятель был очень доволен, перекрестил меня на прощание и быстрым шагом вышел. Задал я ему задачку. Ничего, не мне одному пыль глотать да мертвецов лицезреть. Ему надо — так пусть помогает.

Утром, едва я со своим холопами выехал из городских ворот, как наткнулся на обоз из десяти подвод, и на каждой телеге вместе с возничим сидел послушник в рясе.

— Славно!

С передней подводы подошёл старший — дородный бородатый монах.

— Ты, что ли, боярин Михайлов будешь?

— Аз есмь. От настоятеля? Хорошо, езжайте вперёд, с вами холоп мой поедет — покажет, где нас с грузом ожидать надо.

Я окликнул Фёдора:

— Езжай с ними, перед пригорком рощица есть, вот там их и остановишь, пусть ждут.

— Сделаю, боярин — всё лучше, чем землю копать.

— О земле и о колодце — ни слова! Понял ли?

— Как не понять!

Мы с холопами с места пустили лошадей в галоп.

Вот и колодец. Мы спустили верёвку. Одного из холопов я оставил поднимать ящики, другие вместе со мной спустились в колодец. Во внутренние камеры подземелья я их не пустил — расставил внутри хода двоих, и один на дне колодца обвязывал ящики. Я лишь укладывал книги в ящики и подносил их к двери.

Работа пошла значительно быстрее, и к вечеру, к моему удивлению, стеллажи опустели. Да и то, — смеркаться стало, уже и покушать пора.

— Всё, баста, на сегодня хватит.

Мы выбрались из подземелья, отряхнулись от пыли, насколько это было возможно, и сели на коней. По дороге обогнали обоз.

Я остановился, слез с коня, подозвал монаха, и мы отошли в сторону — подальше от посторонних ушей.

— Передай настоятелю — книги все. Будет ещё груз завтра, но я его на одной своей телеге доставлю. Понял ли?

— Понял, хорошо. А то послушники обедню пропустили да молитвы не сочли.

— Завтра будет время, грех невелик, отмолишь. Ну, прощай.

Мы вскочили в сёдла и рванули в город.

Банька была уже готова, и мы все сразу же зашли обмыться. Грязная вода с наших тел была подобна болотной — мутная, с песком.

— Давненько я так не пачкался, мужики! — проговорил Федька.

Скорее бы всё это кончилось, неделя уже — как псу под хвост. Ни дома, ни в деревне ничего сделать не могу, всё время и силы занимает подземелье.

Как же утром не хотелось вставать и лезть в мрачное подземелье! И какое удовольствие находят в таком времяпрепровождении спелеологи и прочий люд? Но — надо, потому оделся, плотно позавтракали с Федькой, и выехали со двора. Федя трясся на подводе, я не спеша ехал рядом с ним верхами.

Мы добрались до колодца, опустили пустые ящики, потом на верёвке спустился я. После летнего солнца огонёк масляного светильника казался тусклым и зыбким.

Я пробрался к сундуку, бережно уложил свитки в ящики. Один из свитков меня заинтересовал. Чем — и сам сказать не могу. Я бережно развернул его, поднёс к светильнику. Ерунда какая-то! Буквы вроде русские, а понять ничего не могу. Ладно, почитаю позже. Этот свиток я решил оставить себе.

Мы вытащили ящики на поверхность — их было всего три, но на мой взгляд, это были самые ценные находки. Погрузили ящики в телегу и сразу отправились в монастырь. Знакомый привратник открыл ворота, и мы въехали во двор.

Я прошёл в монастырское здание, попросил проходящего монаха найти настоятеля, и вскоре он уже спешил мне навстречу. Глаза его были воспалены, под глазами — тёмные круги.

— Всю ночь смотрел книжицы, что вчера доставили, — посетовал он, — совсем поспать не удалось.

— В самом деле оно того стоило? — осторожно поинтересовался я.

— Да кое-каким рукописям просто цены нет. Святая церковь знала, что они есть, но где и у кого? С чем пожаловал?

— Думаю, я доставил самое ценное — свитки, манускрипты.

— Так неси, чего стоишь?

— Куда?

— В палаты неси, куда ранее ходил. Дорогу найдёшь — хаживал ведь не раз.

Мы с Фёдором перенесли три ящика в палаты. Весу в них было немного.

Я отпустил Фёдора, приказав ехать домой.

Когда мы остались одни, Савва сорвал крышку с одного из ящиков, трясущимися руками осторожно вынул свиток, развернул, вчитался. Ну прямо Гобсек!

— И чего там? — безразлично поинтересовался я.

— Тебе неинтересно сие — церковные споры.

Не хочешь отвечать — не надо.

— Я выполнил твоё поручение, настоятель. В подземелье не осталось ни одной бумаги. Я свободен?

— Да, да — свободен. Спасибо!

Настоятель перекрестил меня и потянулся к ящику за новым свитком. По-моему, он уже забыл о моём присутствии.

Я вышел, вывел за ворота коня, вскочил в седло и вскоре уже был дома.

Слава Богу, кончилась подземная эпопея. Теперь я могу спокойно заниматься своими делами.

Мы с Федей не спеша вымылись с в бане, поужинали и завалились спать.

Проснулся я только к полудню. Домашние старались не шуметь, говорили вполголоса.