Книга Княжий суд, страница 4 – Юрий Корчевский

Кто бы это мог быть?

Подъехали к развалинам, спешились. Никого не видно.

— Фёдор, ты не ошибся?

— Да нет же, человека видел, мужеска полу.

— Давай посмотрим.

И не успели мы отойти от лошадей на пару шагов, как из-за кустарника вышел молодой — лет двадцати пяти — мужчина. Одет не по-нашему — по-европейски. Плащ с застёжкой у горла, большой малиновый берет, штанишки короткие, башмаки с бронзовыми пряжками. В голове как сверкнуло — а ведь вещал призрак про потомка князя Лосевского. Не он ли это?

— Эй! Ты кто?

У незнакомца был странный пронизывающий взгляд.

— Сами кто будете? Встрял Фёдор:

— Ты перед князем стоишь, владельцем вотчины, шапку ломай да поклонись!

— Я сам княжеского рода, не пристало мне перед ровней кланяться.

Настал мой черёд:

— Так ты не потомок ли князя Лосевского?

— Он самый и есть, Вацлав, князь Лосевский, — слегка наклонил голову незнакомец Имечко-то польское — из Ливонии? Княжич как будто меня не слышал — побрёл мимо нас, глядя себе под ноги.

— Ты не предка ли своего следы ищешь? Так схоронили его днями.

Княжич резко обернулся, сверкнул глазами. Ох и неприятный у него взгляд!

— Так вы что — нашли тело?

— Скелет уж один остался в ветхом рубище. Но похоронили по-христиански, в церкви отпели. Где могила его, показать?

Вацлав промолчал, думая о своём. Похоже, слова наши его не заинтересовали.

— Значит, уже побывали там? — он показал взглядом под землю. — А я надеялся…

Княжич пробормотал что-то неразборчиво.

— Чего говоришь-то?

— Ценности, я полагаю, присвоили?

— Всё, что на моей земле, мне и принадлежит.

— Да это понятно. Но одну вещь я бы хотел заполучить.

— Какую?

— Фолиант один важный, что в сундучке малом был.

Вмешался Федька — вот неугомонный.

— Так все книги и свитки в Спасо-Прилуцком монастыре, нам они без надобности.

— Молчи, смерд.

Княжич махнул рукой, и Федька замер. Он просто застыл, как изваяние, с поднятой рукой и открытым на полуслове ртом.

— Княжич, ты на моей земле, и хоть гостя обижать не след, я могу и нарушить обычай предков.

— Ты? — По устам Вацлава прозмеилась улыбка. Он пробормотал несколько слов себе под нос, и вдруг неожиданно из густой травы на меня поползли огромные змеи. Тварей этих я всегда недолюбливал, если не сказать — побаивался. Выхватив саблю из ножен, я несколькими взмахами отрубил им головы. И вот что интересно — отрубишь голову, а змея исчезает, вроде её и не было. Не иначе — химера, обман.

Я подступил к княжичу с саблей:

— Попугать захотелось? Пшёл вон с моей земли!

— Мне угрожаешь, червь? — ощерился Вацлав.

Вскипела кровь; я взмахнул саблей, ударив наглеца поперёк груди. Сабля перерубила тело. Сзади раздался смешок.

Я резко обернулся. Княжич стоял в трёх шагах от меня как ни в чём не бывало.

Я повернул голову — никакого порубленного тела, вообще никого. Он что — неживой? Дух? Или магией так ловко владеет?

— Не пробуй меня убить — не получится!

Но я поймал его тревожный взгляд, брошенный на рукоять стилета. А ведь в ручке-то у него заклинание, что я прочесть не смог. Попробовать, что ли?

Я выхватил стилет и снизу, без замаха, метнул в княжича. Похоже, удар достиг цели, или стилет в самом деле обладал какой-то необычной силой.

Княжич схватился за живот, попытался вытащить стилет, но силы его иссякли, и он упал на спину.

Сбоку раздался вздох, и я дёрнулся в сторону. Но это Фёдор отошёл от оцепенения.

Князь, а что произошло — я ничего не помню.

— Наваждение, Федька. Княжич его навёл, магией он владел.

— Княже, ты погляди, что деется! — изумился Федька.

Я повернулся к телу княжича и ахнул. Быстро — на глазах — кожа на его лице и руках стала сморщиваться, глаза впали, — даже одежда стала ветшать, терять цвет, и на ней появились дыры. К своему удивлению, через несколько минут мы увидели перед собой глубокого старика в рубище.

— Ну ни фига себе! — Федька от избытка чувств не мог подобрать слов.

Я и сам был поражён, столкнувшись с действием магии вплотную.

— Слушай, княже. Старики бают, что нечисть нельзя оставлять на земле — ночью покойник ожить может. Сжечь бы тело надо!

— Тогда хворост собирай да дерево сухое. Фёдор отправился за хворостом, благо — далеко ходить не надо. Вернулся с охапкой, потом со второй. Притащил небольшое сухое деревце, подрезал ствол ножом, сломал ногой.

— Мы обложили тело хворостом. Фёдор надёргал мху поднёс огонь Ой, княже, у него же стилет твой, вон — в животе торчит.

— Чёрт с ним, со стилетом — поджигай.

Я опасался, что вытащи я стилет — и покойник оживёт. Не зря, надо полагать, опасался — ведь сабля моя ему вреда не причинила, а удар стилетом смертельным оказался. И всё потому, видимо, что заклинание в рукояти лежит. Жалко, что перевести текст не успел, но запомнил его накрепко. Ладно, Савва поможет с переводом.

Понемногу пламя охватило тело. Фёдор подбрасывал сломанные ветки дерева в слабеющий огонь.

Мы зашли с подветренной стороны — приторный запах жжёного мяса был невыносим.

— Фёдор, неси ещё дров — хворост прогорит быстро, а одного деревца не хватит.

В пламени тело Вацлава повело, временами казалось, что он шевелится. «Не дай бог, оживёт княжич», — подумал я. Кол бы осиновый ему в грудь вогнать, да осин поблизости нет, вёрст пять до осиновой рощицы — за Смоляниново, по дороге к тучковскому имению Талица.

Фёдор, едва притащив сухую корягу, бросил её в огонь и пошёл в лес снова, сделал три ходки. Костёр бушевал уже вовсю.

По-хорошему надо было бы сложить брёвна и на них уже положить тело. Но притрагиваться к нему не хотелось обоим: Фёдор просто боялся — животным страхом, я же опасался, не выкинет ли чародей напоследок какой-нибудь фокус — а ну как дух его в тело моё перейдёт?

Мы смотрели на огонь, подкидывали в костёр ветки.

Наконец пламя стало угасать, лишь угли багрово рдели. От тела остался лишь обугленный череп и кости.

— Всё, Фёдор, поехали, и так много времени потеряли.

Мы взобрались в сёдла и тронулись в деревню. Всю дорогу молчали, переживая случившееся.

С Андреем уговорился быстро — согласился управляющий новые земли посмотреть, а за себя младшего сына Павла оставлял.