Книга Подрывник, страница 40 – Юрий Корчевский

Саша стоял с бешено бьющимся сердцем. Где он сейчас окажется? В будущем? Вокруг полнейшая темнота. А он сам ничего не чувствует — ни боли, ни движения вокруг. Не пахнет дымом, и нет отблеска пожара со второго этажа мельницы.

Через несколько секунд вокруг него снова мягко — сначала едва-едва, потом всё заметнее и сильнее — засветились бесплотные стенки. Шар обрёл форму и стал видимым.

Откуда-то — вроде как со всех сторон или даже в его голове — прозвучал голос:

— Мы выручили тебя. Верни то, что спрятал, и мы поможем тебе вернуться в твой мир. Шар будет на этом же месте в полночь каждые десять дней.

— Кто вы? — задал Саша вопрос.

Но стенки шара потускнели, и он бесследно исчез.

Саша стоял на земле в открытом поле. В небе светились звезды. Было довольно прохладно, кое-где в низинах лежал снежок. И — никаких следов мельницы в округе. Ни хрена себе?! Эта штука перенесла его на поле, откуда исчезла та девушка? Конечно, она не выполнила задание. То-то вытянулись в удивлении лица тех, кто открыл чемоданчик и обнаружил в мешочках камни — только не драгоценные, а простые. Интересно, зачем они им? Ведь если они смогли создать такую штуку, вроде машины времени, на фига им драгоценности? Сами, наверное, могли создавать их тоннами или брать в других местах или временах — да в том же Средневековье. А впрочем, какое ему дело? Раз просят, стало быть — надо. Тем более награда была обещана поистине царская — возвращение назад, в своё время, в двадцать первый век. Странно звучит — назад, в будущее.

Саша вдруг почувствовал, как остро он захотел домой. Вроде привык уже здесь вести свою войну, и о доме не вспоминал даже во сне. А вот — поманили пряником, и он на всё готов. И острое чувство в груди — он хочет вернуться домой. Он и так не раз рисковал своей шкурой и сделал многое, что не всем под силу. И теперь он хочет домой — ходить на работу, пить пиво, встречаться с женщинами, болтать с друзьями. А ведь он встречал друга в аэропорту! Как он там? Уцелел ли при взрыве? За чередой событий он ни разу не вспомнил о нем — хватало других поводов поволноваться.

Саша устыдился. Эгоист! Поманили пальчиком, и он готов бросить всё — даже войну.

Отряд без него теперь не пропадёт. Есть схрон с оружием и продовольствием, есть комиссар Покидько и старшина Шередин. Не маленькие, разберутся. Вот Рогозина и молодых партизан — Юзика, Часлава, Кастуся — жалко до слёз. Рогозин хоть пожить успел, а они?

Саша вдруг поймал себя на мысли, что стоит в голом поле как истукан, и уже замёрз. Если «эти» как-то за ним наблюдают, то наверняка потешаются сейчас. Как они это делают, и почему вмешались в события именно тогда, когда у него было безвыходное положение? Или именно поэтому?

Саша сделал шаг по направлению к темнеющему невдалеке лесу, но потом остановился. В лесу холодно, до утра далеко. И не видно ни зги — как он ночью будет искать драгоценности? Во-первых, надо вспомнить, где он их закопал. Во-вторых — к чему спешка? До появления шара у него есть десять дней. А сейчас надо искать тёплый ночлег, практически — начинать жить с нуля. Ни крыши над головой, ни еды — прямо бомж.

Александр направился через поле вправо. Насколько он помнил, там было село. Ему бы сейчас деревеньку поменьше — там все жители друг друга в лицо знают и всю родню до седьмого колена. Остаться незамеченным в такой деревушке невозможно, но и плюс в этом есть большой — там не расквартированы немцы. Иногда, правда, заходят полицаи, но без особого рвения. Деревушки нищие, поживиться нечем — тогда чего там делать? И партизаны в такие деревни заходили редко, разве что обогреться ночью. Из продуктов — одна картошка, да и то не досыта.

В сёлах жизнь пооживлённее, побогаче. Кто половчее, поизворотливее — лавки свои пооткрывали с одобрения новых властей, мастерские. Там работали базары, на которых в ходу были и советские рубли и немецкие марки, но процветал натуральный обмен. Ты мне мешок муки, я тебе — золотое кольцо.

И в сёлах жизнь как-то теплилась. К тому же немцы организовали рабочие места, где платили зарплату — сельские управы, больницы. А тех, кто до войны работал на железной дороге, в водо- и электроснабжении, вообще обязали работать во благо великой Германии. Откажешься — пошлют в эшелоне на принудительные работы в Германию.

В такое село шёл Саша.

Шагал он быстро, ноги в сапогах уже замёрзли. Подошва у кирзачей тонкая, и на ноги не портянки бы хлопчатобумажные, а носки тёплые. Хоть и Белоруссия рядом, а климат на Смоленщине посуровее будет. Вон — снежок уже кое-где лежит, а в лесу у партизанского схрона снега ещё не видели, и морозов не было.

Саша подобрался к огородам, а потом решил, что продвигаться дальше ползком будет безопаснее.

Нигде не видно ни огонька, окна ставнями прикрыты. Керосина для ламп или керогазов не было давно, свечи с начала войны тоже стали дефицитом и поднялись в цене. Потому люди с наступлением темноты спать ложились, как в стародавние времена.

Саша подобрался поближе к одному из домов. Изба солидная, пятистенка, крыша «круглая», видно — живут здесь не из простых селян. В таких и немцы селиться могли.

Саша пригляделся. Точно, перед домом стоял грузовик. Значит, ему тут делать нечего.

Задами Саша прошёл мимо нескольких изб. Те, у дворов которых стояли немецкие машины или мотоциклы, обходил стороной. Он не собирался в этом селе портить или угонять транспорт, убивать солдат неприятеля. Немцы ведь могут в отместку провести облаву, расстрелять жителей. А их односельчане по злобе могут его выдать. Нет, сначала он отыщет спрятанное им же золото. А перед своим исчезновением можно и покуролесить. Видел он уже сегодня немецких часовых. Шинелишки тоненькие, поверх пилоток шалей и платков намотано, которые они у местных жительниц отобрали. Ногами в сапогах стучат непрерывно, согреваясь. Э, гадёныши, это ещё зимы не было! А придёт декабрь или январь с метелями, со стужами под сорок градусов — что тогда делать станете? Это вам не тёплая и изнеженная Европа, тут Россия-матушка с её необъятными просторами.

Саша присмотрел небольшую избёнку с покосившимся крыльцом. Из трубы вился дымок. Стало быть, печь топится, хозяин не спит.

Саша постоял у избы, прислушался. Немцы побрезгуют ночевать в такой. И из живности, небось, только клопы да блохи. Но надо решаться.

Саша постучал в ставни, а сам снял автомат с предохранителя и встал сбоку от дверей.

Дверь распахнулась, что уже само по себе было удивительным. Селяне, напуганные войной, допрежь долго расспрашивали — кто такой да зачем. А потом отсылали подальше с богом.

На пороге стояла старушка. На платье была накинута облезлая овчинная безрукавка.

— Заходи, добрый человек.

Саша шагнул в тёмные сени, прикрыл за собой дверь.

— Почем знаете, что я добрый? Может, я грабитель?

— Чего у меня грабить-то? Да злые сейчас по ночам и не ходят, больше днём с повязкой полицая на рукаве. Ты проходи!