Книга Empire V [= Ампир В ], страница 57 – Виктор Пелевин

— Все, - сказал Энлиль Маратович весело, - сегодня больше не кусаем. Я парня уже отругал за хамство.

— Ничего-ничего, - ответил крайний халдей, сутулый невысокий мужчина в хламиде из серой ткани, усыпанной мелкими цветами. - Спасибо за увлекательное зрелище.

— Это профессор Калдавашкин, - сказал мне Энлиль Маратович. - Начальник дискурса. Несомненно, самая ответственная должность в обществе садовников.

Он повернулся к Калдавашкину.

— А это, как вы уже знаете, Рама Второй. Прошу любить и жаловать.

— Полюбим, полюбим, - сощурился на меня Калдавашкин старческими синими глазами, - не привыкать. Ты, я слышал, отличник дискурсА?

По ударению на последнем "а" я понял, что передо мной профессионал.

— Не то чтобы отличник, - ответил я, - но с дискурсОм у меня определенно было лучше чем с гламурОм.

— Отрадно слышать, - сказал Калдавашкин, - что такое еще случается в Пятой Империи. Обычно все бывает наоборот.

— В Пятой Империи? - удивился я. - А что это?

— Разве Иегова не объяснял? - удивился в ответ Калдавашкин.

Я подумал, что могу просто не помнить этого, и пожал плечами.

— Это всемирный режим анонимной диктатуры, который называют "пятым", чтобы не путать с Третьим Рейхом нацизма и Четвертым Римом глобализма. Эта диктатура анонимна, как ты сам понимаешь, только для людей. На деле это гуманная эпоха Vampire Rule, вселенской империи вампиров, или, как мы пишем в тайной символической форме, Empire V. Неужели у вас в курсе этого не было?

— Что-то такое было, - сказал я неуверенно. - Ну да, да… Бальдр еще говорил, что культурой анонимной диктатуры является гламур.

— Не культурой, - поправил Калдавашкин, подняв пальчик, - а идеологией.

Культурой анонимной диктатуры является развитой постмодернизм.

Такого мы точно не проходили.

— А что это? - спросил я.

— Развитой постмодернизм - это такой этап в эволюции постмодерна, когда он перестает опираться на предшествующие культурные формации и развивается исключительно на своей собственной основе.

Я даже смутно не понял, что Калдавашкин имеет в виду.

— Что это значит?

Калдавашкин несколько раз моргнул своими глазами-васильками в прорезях маски.

— Как раз то самое, что ты нам сегодня продемонстрировал во время своей речи, - ответил он. - Ваше поколение уже не знает классических культурных кодов. Илиада, Одиссея - все это забыто. Наступила эпоха цитат из телепередач и фильмов, то есть предметом цитирования становятся прежние заимствования и цитаты, которые оторваны от первоисточника и истерты до абсолютной анонимности. Это наиболее адекватная культурная проекция режима анонимной диктатуры - и одновременно самый эффективный вклад халдейской культуры в создание Черного Шума.

— Черного шума? - переспросил я. - А это еще что?

— Тоже не проходили? - поразился Калдавашкин. - Чем же вы тогда занимались-то? Черный Шум - это сумма всех разновидностей дискурсА. Другими словами, это белый шум, все слагаемые которого продуманы и проплачены.

Произвольная и случайная совокупность сигналов, в каждом из которых нет ничего случайного и произвольного. Так называется информационная среда, окружающая современного человека.

— А зачем она нужна? Обманывать людей?

— Нет, - ответил Калдавашкин. - Целью Черного Шума является не прямой обман, а, скорее, создание такого информационного фона, который делает невозможным случайное понимание истины, поскольку…

Энлиль Маратович уже толкал меня по направлению к следующей группе халдеев, и я не услышал конца фразы - только виновато улыбнулся Калдавашкину и развел руками. Впереди по курсу появился халдей в синем хитоне, маленький и женственный, с наманикюренными длинными ногтями. Вокруг него стояла группа почтительных спутников в золотых масках, похожая на свиту.

— Господин Щепкин-Куперник, - представил его Энлиль Маратович. - Начальник гламура. Безусловно, самая важная должность среди наших друзей-садовников.

Я уже понял, что сколько будет халдеев, столько будет самых важных должностей.

Щепкин-Куперник с достоинством наклонил маску.

— Скажите, Рама, - благозвучным голосом произнес он, - может быть, хотя бы вас мне удастся излечить от черной болезни? Вы ведь еще такой молодой.

Вдруг есть шанс?

Вокруг засмеялись. Засмеялся даже Энлиль Маратович.

Меня охватила паника. Только что я на ровном месте опростоволосился с дискурсом, который, по общему мнению, знал очень неплохо. А с гламуром у меня всегда были проблемы. Сейчас, подумал я, окончательно опозорюсь - что такое "черная болезнь", я тоже не помнил. Надо было идти напролом.

— Кому черная болезнь, - сказал я строго, - а кому и черная смерть…

Смех стих.

— Да, - ответил Щепкин-Куперник, - это понятно, кто бы спорил. Но отчего же вы, вампиры, даже самые юные и свежие, сразу одеваетесь в эти угольно-черные робы? Отчего так трудно заставить вас добавить к этому пиру тотальной черноты хоть маленький элемент другого цвета и фактуры? Вы знаете, каких усилий стоила мне красная бабочка вашего друга Митры?

Я понял наконец, о чем он говорит.

— У вас такой замечательный, глубокий курс гламурА, - продолжал Щепкин-Куперник жалобно. - И все же на моей памяти со всеми вампирами происходит одно и то же. Первое время они одеваются безупречно, как учит теория. А потом начинается. Месяц, максимум год - и все понемногу соскальзывают в эту безнадежную черную пропасть…

Как только он произнес эти слова, вокруг мгновенно сгустилось ледяное напряжение, которое было ощутимо почти физически.

— Ой, - прошептал он испуганно, - простите, если сказал что-то не то…

Я понял, что это шанс проявить себя с лучшей стороны.

— Ничего-ничего, - сказал я любезно, - вы очень остроумный собеседник, и неплохо осведомлены. Но если говорить серьезно… У нас, сосателей, действительно есть определенная тенденция к нуару. Во-первых, как вы, наверно, знаете, это наш национальный цвет. Во-вторых… Неужели вы не понимаете, почему это с нами происходит?

— Клянусь красной жидкостью, нет, - ответил Щепкин-Куперник.

Похоже, он испытал большое облегчение, так удачно миновав опасный поворот.

— Подумайте еще раз, - сказал я. - Что делают вампиры?

— Управляют ходом истории? - подобострастно спросил Щепкин-Куперник.

— Не только, - ответил я. - Еще вампиры видят ваши темные души.

Сначала, когда вампир еще учится, он сохраняет унаследованный от Великой Мыши заряд божественной чистоты, который заставляет его верить в людей несмотря на все то, что он узнает про них изо дня в день. В это время вампир часто одевается легкомысленно. Но с какого-то момента ему становится ясно, что просвета во тьме нет и не будет. И тогда вампир надевает вечный траур по людям, и становится черен, как те сердца, которые ежедневно плывут перед его мысленным взором…