
Онлайн книга «Заградотряд времени. Я из СМЕРШа»
— Собирай вещи, Василий! — Какие вещи? — Да шучу я. Я завел двигатель, прогрел его с минуту. Давление масла в норме, а на остальное можно не обращать внимания. Выжал фрикцион, включил передачу, дав газу, до упора дернул на себя правый рычаг. Танк развернулся на месте. Я выехал на грунтовку, повернул влево. Теперь лишь бы пушка противотанковая не попалась или другой танк. Все остальное сметем и раздавим. «Броня крепка и танки наши быстры…» — неожиданно запел Василий. — Ты лучше сядь в командирское кресло и смотри в перископ. Там повыше, видно дальше. В случае чего — упреди. Васька послушно перебрался в кресло. Я надел немецкий ребристый танковый шлем. Запах от него чужой, каким-то одеколоном пахнет. Зато голова защищена от ударов о броню, если, не ровен час, в ямку угодим. Солнце светило, мотор работал исправно, грунтовка бежала под гусеницы. Хорошо! Соскучился я по танку, кабы не война, так и радовался бы. Вдруг — толчок ногой в правое плечо. — Чего тебе? — закричал я Василию. — Дорога впереди, с немцами! — Боец сделал круглые глаза. — Танки есть? — Не, машины — здоровые такие. Машины нам не страшны. Я закрыл водительский люк. Видимость сразу упала, зато никто чужой не углядит, кто внутри. Теперь я увидел дорогу и сам. Наверное, это было Минское шоссе — асфальт уже разворочен гусеницами танков и другой техники. Я с ходу выехал на шоссе, резко дернул правый рычаг, развернулся на девяносто градусов и влился в поток. Давануть их всех, что ли? Эх, башенного стрелка бы сейчас! И — пушечкой по машинам! А кто уцелеет, того смять в лепешку и раскатать на дороге. Но Василий понятия не имел, как стрелять из пушки. А вести танк и одновременно стрелять физически невозможно. Передо мной маячил борт грузовика, на нем — непонятные значки, цифры. Ручаюсь — обозначение дивизии или полка. В крытом брезентом кузове сидели немецкие пехотинцы, зажав между ногами винтовки. Ехали так минут пятнадцать. Я лихорадочно соображал: что делать? Однако грузовик мигнул стоп-сигналом, снизил скорость и встал на обочине. Я обогнул его. Оказалось, остановилась вся колонна. Мне махали руками, потом регулировщик с бляхой на груди взмахнул флажком. Иди ты… знаешь куда? Я прибавил газу, и он едва успел отскочить в сторону. Шоссе было пустынным, и я выжимал из машины все, на что она была способна. Впереди на дороге показались несколько мотоциклов, стоящих поперек. Мне снова дали знак остановиться, но я с ходу смел столь незначительное для танка препятствие. Чего они мне машут-то? Ответ получил почти сразу, едва дорога поднялась на небольшой холм. Ни вспышки, ни грохота выстрела я не услышал, но по броне как кувалдой ударили, аж корпус содрогнулся. — Пушка, по нам стреляют — свои стреляют! — крикнул мне Василий. Не дожидаясь второго выстрела, вполне могущего стать для нас роковым, я дернул на себя левый рычаг и на полном ходу съехал с дороги, вломившись в лес. Остановился. — Василий! Ты живой? — Вроде живой, только голова гудит. Чем это они по нам шандарахнули? — Из пушки угостили. Я перелез в башню и осмотрелся в перископ. Лес вокруг, ничего не видно. — Василий, по-моему, пора бросать нашу повозку. Впереди наши, ежели поедем — сожгут. Сзади немцы. Похоже, мы на ничейной территории. Я открыл верхний люк, выглянул. Ничего опасного, одни деревья вокруг. Эх, жалко танк бросать, нашим вполне бы пригодился этот трофей. Я снял с пушки замок, размахнулся и забросил его подальше. Хотел пулемет снять, да передумал. — Василий, выбирайся, к своим идем. Мы выбрались из танка и направились вдоль шоссе по лесу. — Вась, к своим выйдем — не говори, что танк угнали и бросили. Не поверят, особистам сдадут. — Я же комсомолец, чего своим врать? — Ты думаешь, медаль нам дадут? К стенке поставят! — За что? — Глаза Василия округлились от изумления. — Ты на оккупированной территории, под немцем, был? — Ну выходит — да. — Вот за то и расстреляют. Скажут: диверсанты фашистские, попробуй отмойся. И придет твоей матери извещение, что сын предатель. — Ты чего на Советскую власть клевещешь? — вскинул голову паренек. — Тю-ю, Вася, ты, никак, сдурел? Василий обидчиво поджал губы и замолчал. Вот навязался на мою шею. Ведь сдаст по своей наивности особисту, с потрохами сдаст. А если меня в кутузку посадят, так ведь и его тоже. — Ты коммунист? — вдруг неожиданно спросил Василий. — И не был никогда. Василий растерянно глядел то на меня, то в сторону нашей передовой, не зная, что сказать. Совсем недалеко простучала очередь. — Вася, ложись, дальше — ползком, если не хочешь пулю схлопотать от своих. Мы поползли. Сыровата землица после вечернего дождя. Одежда на груди, животе и ногах сразу испачкалась. Но лучше быть грязным, чем мертвым. Мы подобрались вплотную к позициям, слышалась русская речь. Василий попытался привстать, но я ухватил его за гимнастерку и дернул вниз: — Жить надоело? Повернул голову в сторону позиций, крикнул: — Свои, не стреляйте! — Вставай и с поднятыми руками — сюда. Мы оба встали и пошли вперед. Справа от дороги стояла пушечка-сорокопятка, невдалеке — окопчик со стоящим на бруствере пулеметом «Максим». Я такой только в музее видел. И это все силы? Ведь перед ними, за пригорком, машин полно с солдатами, транспортеров с пушками. Одной пушечкой и пулеметом такую силу не удержать. — Кто такие? — строго спросил сержант с треугольниками в петлицах. — К своим выходим. — Документы. Василий достал из кармана гимнастерки клеенчатый пакет, развернул и протянул красноармейскую книжку. Сержант просмотрел ее, вернул. — Иди к пулемету, патроны в ленту снаряжать будешь. Потом перевел взгляд на меня. — А у меня документов нет, сгорели, — соврал я. — В Оршу к родственникам ездил, под бомбежку попал. Теперь ни вещей нет, ни документов. — Так. — Сержант посуровел лицом. — А как же вы через немецкие порядки прошли? — Так леском. Немцы только на шоссе. Машин с солдатами там полно, тягачи с пушками. — Эка! Танк немецкий на нас вышел, мы его стрельнули, так он с дороги в кювет и свалился, — похвастал сержант. — Надо бы тебя в тыл отправить, пусть разберутся — кто такой, да людей свободных нет. Иди в окопчик, посиди пока там. |