
Онлайн книга «Спасение "попаданцев". Против течения Времени»
– Не знал. Они пришли в Немецкую слободу. Большая часть домов в ней и в самом деле были каменные. Дома добротные, видно, стоили немалых денег. Но иноземцы считали, что лучше один раз отстроиться задорого, чем едва ли не каждый год гореть. «Разумно», – одобрил Михаил. Иностранцы отличались одеянием, а главное – бритыми лицами. Григорий подвел его к дому. – Тут оружейная лавка ихнего оружейника, Штофа. Михаил толкнул дверь, Григорий вошел за ним. Из-за прилавка поднялся высокий сухопарый немец. – Гутен таг! – Добрый день, – поприветствовал его Михаил. – Что господин желает? – Ножи обеденный и боевой для начала покажи, да чтобы в чехлах. Немец улыбнулся: – Это непременно. Он выложил на прилавок кучу острых железяк: поменьше, побольше, с разными рукоятями – наборными из кожи, дерева, даже кости. Михаил повертел их в руках и остановил свой выбор на небольшом, с лезвием длиной с ладонь, ноже. Здесь такими пользовались и как обеденным, и как вилкой. Отрезал кусок мяса, наколол на лезвие, как на вилку, – и в рот. Чехлы к ножам тоже были разные: из кожи, дерева, даже серебра. Михаил выбрал чехол из толстой свиной кожи. Потом он подобрал себе боевой нож, но теперь уже предварительно посоветовавшись с Григорием – попробовал сбрить лезвиями волосы на предплечье. Выбрали прямо тесак, почти в локоть длиной, называемый боярским. – Григорий, не длинноват ли будет? – Ты что! В самый раз, как у бояр. – Я же не боярин. – Они в этом толк понимают, потому как на войну ходят. Все? – Нет, я хотел для команды оружие подобрать и себе арбалет. – Самострел-то зачем? – Понравился он мне. Я из него в Солотчинском монастыре от татар отбивался. – Дело хозяйское. В итоге они выбрали для команды четыре боевых топора. – Самое удобное для мужиков оружие, – прокомментировал Григорий. Боевой топор от плотницкого отличался значительно более длинным топорищем, или, по-другому, рукоятью, и более узким лезвием, чтобы им можно было прорубать пластинчатую броню. О мечах или саблях для команды речь не шла – очень дороги они. Хорошая сабля стоила как деревня вместе с холопами и скотом. Да и чтобы владеть саблей, надо учиться и постоянно тренироваться, а это удел воинов, а не ремесленников или купцов. После всего из задней комнаты немец вынес арбалет. Был он хорош: ложа богато изукрашена резным орнаментом, инкрустацией, а потому довольно дорог. Деньги у Михаила были, но он считал, что оружие должно быть простым, прочным и функциональным, а резьба и инкрустация к дальности полета стрелы или точности попадания отношения не имеют. – Мне бы что-нибудь попроще. Немец кисло улыбнулся, но показал другой арбалет: простая прочная ложа, мощные плечи, стальной желоб, витая тетива и удобное стремя для взвода. Михаил покрутил арбалет в руках. Надежно, добротно, удобно. – И болтов к нему, десятка три. Немец кивнул. Потом оружейник подсчитал стоимость. Выходило дороговато, но выделка и качество стали были на высоте, уж в этом, как инженер, Михаил толк понимал. Он отсчитал деньги. Немец расплылся в улыбке. – Заходи еще, герр… – Михаил. – Герр Михаил. Лучшее оружие из прекрасной стали можно найти только у меня. Оружие сложили в мешок – его нес Григорий. Ходить с оружием в открытую по городу воспрещалось. На обратном пути Григорий вздохнул. – Это какие же деньжищи за железо ты, Михаил, заплатил! Три деревни с холопами купить можно и жить припеваючи! – А ежели неурожай случится? Или набег – татарский или еще чей? Дома пожгут, урожай на полях вытопчут, людишек в плен возьмут? Что тогда? – Это верно. Одна надежа на Великого князя да на его дружину. – Знаешь поговорку «На Бога надейся, а сам не плошай»? Помнишь тех двух лиходеев на берегу? Разве успеет дружина ко всякому разбою? Каждый сам о себе заботиться должен. Однако упоминание Григория о покупке деревень занозой засело в голове Михаила. Нет, деревни покупать он не собирался, поскольку в сельском хозяйстве не понимал ровным счетом ничего, да и риски были велики. Он только на торгу научился различать зерна пшеницы от зерен ржи или ячменя. Но вот дом или избу в Москве прикупить стоило. С одной стороны, судно, товар и деньги в тайнике не его – это он прекрасно понимал. Это заслуга убитого татарами купца. Только ведь убитому имущество его не вернешь, да и не нужно душе убитого материальное добро. И потому Михаил, коли уж случилась такая оказия, решил заняться торговлей – ведь начальный капитал уже есть. Только потратить его надо с умом, не распылить на нереальные проекты, на питье и развлечение. Деньги, сколько бы их ни было, всегда имеют свойство заканчиваться. А дом – это свой угол, независимость. Не жить же ему, в самом деле, на судне? Когда они добрались до ушкуя и Григорий облегченно сбросил мешок на палубу, Михаил спросил его: – А сколько дом или изба в Москве стоят? – Откель мне знать, хозяин? Я домов отродясь не покупал. Да ты никак хоромы себе решил прикупить? – Не, на хоромы у меня денег точно нет. А вот дом каменный было бы хорошо. Должен же быть у человека свой дом? – Должен. И семья должна быть. – Насчет семьи рановато, у меня и зазнобы-то пока нет. – Тебе сколько годов, Михаил? – Двадцать шесть. – Да как же рано? В твоем возрасте мужи уже двоих-троих мальцов имеют. – Не довелось, – сконфузился Михаил. В те времена женились или выходили замуж рано. Парень сватался лет в семнадцать, а девицы шли под венец уже в пятнадцать. Это сейчас мужчины и в тридцать недорослями бывают, играют в компьютерные игры, стрелялки-догонялки. А тогда человек взрослел рано – жизнь суровая была. То войны с Литвою или Рязанью, то крымчаки нагрянут, то Орда. Мужчина должен был и за себя уметь постоять, и семью кормить. Потому к делу относились ответственно. Позже Михаил столкнулся с интересным случаем. При покупке тулупа у шубника купец засомневался в качестве – овчина, дескать, прелая и нитки гнилые, цену надо сбросить. Разозленный скорняк молча встал, в одну руку рукав взял, в другую – сам тулуп. А мужик был здоровый, крепкий. Рванул в разные стороны, от усилия лицо багровым сделалось. Тулуп порвался, только не по шву, а по овчине. Толпа вокруг над купцом посмеялась. Он юркнуть в толпу попытался, да народ заставил его заплатить скорняку за испорченный тулуп. |