
Онлайн книга «Танкист»
Михаил вёл танк короткими зигзагами. На поле уже горели три немецких танка. Павел поймал в прицел ещё один танк. — Остановка! Танк замер. Михаил поправил прицел и нажал педаль спуска. Выстрел! Немецкий T-III крутанулся на месте и остановился, подставив борт. — Бронебойный! И тут же влепил снаряд по корпусу, между катков. Раздался взрыв, с танка сорвало башню. — Ещё один испёкся! — оповестил Павел экипаж. Другие «тридцатьчетвёрки» тоже вели активную стрельбу. На поле застыли неподвижно уже семь танков врага. И немцы дрогнули. В прямом бою против Т-34, без поддержки артиллерии шансов у них было мало. Немецкие танки поползли назад и скрылись за бугром. Наши Т-34 остановились. — Все целы? — затрещала рация. — Стародуб? — Цел, подбил два танка. — Супрунов? — В порядке. И я два подбил! — Иванютин? — Цел, командир. Только одного успел ущучить. — Спать меньше надо! Снаряды остались? Павел повернулся к заряжающему. — Сколько у нас бронебойных осталось? — Четыре штуки, и осколочных семь. Павел доложил. Ситуация со снарядами у всех была похожей. На небольшой бой хватит, не более. — Ждите указаний. Ивлев отключился. Наверное, пытается связаться по рации с командиром батальона. Приказа Павел не получил — не успел. Немцы выкатили из-за бугра две пушки. Увидев это, Павел закричал заряжающему: — Осколочный! Клацнул затвор пушки. Павел приник к прицелу, и в этот момент по корпусу танка раздался страшный удар. Потянуло дымом, и Павел потерял сознание. Очнулся он от боли в ногах. Немилосердно трясло — его куда-то везли. Пашка открыл глаза. Он лежал на моторном отсеке танка, рядом с ним сидел заряжающий Сергей. — Очнулся, командир? Непослушными пересохшими губами Пашка спросил: — Что случилось? — Подбили нас, командир! Только двое нас из экипажа осталось. Танку — хана полная. — А я как здесь? — Я успел через нижний люк вытащить. Три наших танка сожгли с экипажами, только танк Супрунова остался, да снарядов нет. — Ногам больно. — Так ведь ранен ты, командир. Ничего, до госпиталя довезём, там подлечат. Потерпи. Танк рычал, вздрагивая всем корпусом на кочках и рытвинах. В эти моменты становилось особенно больно, и Павел закусывал губу, чтобы не закричать. Пытка продолжалась ещё около часа. Наконец танк встал. Из башенного люка выбрался Супрунов. — Жив? — Вроде. — Кажись, добрались. Вчетвером Павла сняли с кормы танка, перенесли и уложили на носилки. Понесли. Носилки раскачивались, и у Павла закружилась голова. — Куда мертвяка понесли? — раздался мужской голос. — Да он же ранен, ты чего? — Так ногами вперёд несёте. — Врача давай, видишь — товарищу нашему плохо, ранен он. — Сейчас. Поставьте пока носилки. Вскоре к носилкам подошёл военврач в забрызганном кровью халате и с папиросой в зубах. Осмотрев Павла, он сказал: — Оперировать надо, только медсанбат наш эвакуируется — немцы прорвались. Сейчас только перевяжем, и грузите на грузовик. Павла перевязали прямо поверх окровавленного комбинезона. — Ну, бывай, Стародуб! Может, ещё свидимся. Его боевые товарищи осторожно пожали ему руку, и танк, взрыкнув мотором, уехал. Двое санитаров погрузили носилки с Пашей в грузовик, где уже лежало несколько раненых. В кузов забрались легкораненые, заняв все свободные места. Двое сели в кабину, а один даже встал на подножку — окружения все боялись, как огня. Грузовик ехал долго, больше часа, пока легкораненые не закричали: «Волга!» Грузовики погрузили на паром и переправили через реку. Госпиталь располагался в небольшом селе недалеко от Сталинграда, в здании школы. После осмотра раненых носилки с Павлом понесли в операционную. Бинты разрезали вместе с комбинезоном. Хирург осмотрел ноги Павла и покачал головой: — Эк тебя осколками нашпиговало! Потерпи. Доктор сделал несколько уколов новокаина рядом с ранами и начал орудовать инструментами. Пашке всё равно было больно, он ощущал, как доктор ковыряется в его теле пинцетом, извлекая осколки. Осколки военврач бросал в таз. Пашка считал сначала — один, два, три, четыре… Потом он сбился со счёта, потому что доктор спросил: — Что ты там шепчешь? — Осколки считаю. — Чего их считать, я тебе их после подарю. Повезло тебе, парень, кости целы, а мясо нарастет. Пашку отпустило. В дороге он переживал, что перебиты кости, что он может остаться хромым, или, что ещё хуже — что ноги ему отрежут. Видел он в Саратове, во время учёбы в танковой школе, инвалидов без ног. Они ездили по тротуарам на самодельных тележках, на которых вместо колёс стояли подшипники. Гремела такая тележка сильно. Инвалиды отталкивались от тротуара деревяшками, которые держали в руках. Пашку обуял ужас, когда он увидел безногого инвалида в первый раз. Но его миновала эта тяжёлая доля. Хирург наложил швы, перебинтовал: — Всё, герой. — Почему «герой»? — Не кричал, не матерился — достойно вёл себя. Сестра, уносите его в палату. Павла перенесли в палату, переложили на кровать. Как давно он не лежал на чистом белье! Он попытался вспомнить и не смог — провалился в сон. Проспал Пашка часть дня и всю ночь. Утром же весь госпиталь был разбужен грохотом взрывов, от которых сотрясалось здание. Немцы бомбили село и переправу через Волгу. Среди раненых пополз слух, что госпиталь будут эвакуировать в тыл. На следующий день слухи подтвердились. Пришли грузовики, в госпитале началась суета. Грузили раненых, медицинское оборудование и везли до какого-то безымянного полустанка, где перегружали в санитарный поезд. Тяжелораненых располагали на нижних полках, Павла уложили на верхнюю, боковую. Поезд загрузили быстро, часа за два. Он сразу же отправился с полустанка — боялись налёта вражеской авиации. Мирно постукивали на стыках колёса, вагон раскачивало, и Пашка уснул. Они ехали почти сутки. Павел выспался, отдохнул, отмяк душой. И всё бы хорошо, да беспокоили раны. Из них сочилась сукровица, потом появился гной. Повязки промокали, и их приходилось часто менять. Когда отдирали от ран присохшие бинты, Павел едва не кричал от боли. |