Онлайн книга «Форпост. Право победителя»
|
К. Никольский Всю следующую неделю Иван не мог толком спать. В ушах постоянно стояли вопли тех несчастных, что попали ему под руку. Зачем он это сделал, Маляренко не знал. Вот не знал, и всё тут! Ещё в Юрьево, глядя, как моется в бане Оля, Иван совсем уж было решил пощадить всех этих уродов и пожизненно загнать их по дешёвке в рабы. Например, Звонарёву на лесопилку. А Олю подарить Борьке. И забыть про них, как про страшный сон. И жить долго и счастливо. Но когда связанных пленников привели в Бахчисарай, Ивана «понесло». Башка онемела совершенно, и что он будет делать в следующий миг — не знал никто. Даже он сам. А очнулся Маляренко уже ПОСЛЕ всего этого. Он стоял с окровавленной деревянной кувалдой, а перед ним, на земле, извивались и кричали шесть изломанных тел с раздробленными коленями и локтями, И Оля. Почему-то голая. И тоже изломанная. С трудом подавив рвотный позыв, Маляренко велел вывезти их за огороды и выбросить. — Чтобы сдохли! Увижу, что кто-нибудь их попробует добить… Голова снова стала неметь. Глаза застилала пелена. Это было восхитительно! Иван отдался этому безумию полностью и с восторгом. «Нахрен этого бояться! Это я! Я — такой!» Окончательно в себя Иван пришёл уже дома. Рядом с любимой. Рядом с Бимом и с лодкой. И тогда начался отходняк. Маша тихо плакала в новую синтепоновую подушку и старательно делала вид, что она НЕ БОИТСЯ. Но она боялась. Боялись все. Даже двухметровый Олег прижух и казался ниже ростом. В порту воцарилась тишина. Его огромный по всем меркам дом неожиданно превратился в общежитие. Одну комнату занимал Франц. По соседству жили Сашка с Таней, которая ухаживала за соотечественником. Ещё одну, самую большую комнату временно занимали Олег с супругой и двумя дочками. Ну и Семёныч с женой и сынишкой жили в четвёртой спальне. Ване и Маше, у которой живот уже начал выпирать, осталась одна спаленка и ещё одна комнатушка. В общем, негусто. Да и шум, особенно от младенцев, по ночам стоял такой, что Иван предпочитал спать на веранде. Открытая всем ветрам веранда, пристроенная к дому, обсаженная цветами и завитая вьюнком, оказалась прекрасным местом для отдыха. И можно было не напрягать Машеньку своим присутствием. «Как же так? Она меня боится! Я — чудовище? Почему? Зачем я ЭТО сделал? Ведь для чего-то я это сделал! Не может быть, чтобы это было ПРОСТО ТАК!» На глаза навернулись слёзы, и Ваня, лёжа на топчане, отвернулся к стене и заплакал. — Вы знаете, Борис, я не понимаю… Тихие голоса, доносящиеся с недалёкого крыльца, разбудили Ивана. Стояла глубокая ночь. На мощёной площадке между верандой и лодочным сараем в каменном очаге слабо мерцал огонёк. С моря дул свежий и вкусный морской ветер, смешивающийся с одуряющим запахом цветов и разнотравья, а полная луна заливала всё это великолепие волшебным серебристым светом. В кустах, высаженных на набережной, пела ночная птица. «Как в сказке!» Иван осторожно приподнял голову с подушки. На крылечке, спиной к нему, сидела Маша. Перед ней, на лавочке, Борис. Там же крутился Бим. «А, ну да. Он же сегодня дежурный…» — …как он мог? Такая страшная жестокость. — Голос жены подрагивал. В животе у Вани разлился жидкий азот. Боря поправил на плече ремень автомата и устало потёр шею. — Мария Сергеевна, а почему вы думаете, что хозяин жесток? — Как? Вы же всё это видели сами, Борис. Что с ним произошло? Почему? «Почему. Если б я знал!» — Да. Да, Мария Сергеевна. Я. Это. Видел. А ещё я видел, как Надежда Фридриховна пряталась от шефа. Избегала встреч с ним. Ещё я видел, как Стас, разговаривая с шефом, смотрел в пол и не смел поднять глаза. Хотя разговор-то был — ни о чём. Просто трёп, и Иван Андреевич был очень дружелюбен. И я видел, что когда Серый, несмотря на запрет, всё-таки добил этих… хозяин воспринял это с огромным облегчением. — Разве нельзя было их простить? — Простить? Их? Каждый выбирает свой путь. Они выбрали свой. Сами. Никто их не заставлял. Очень многие ведь там, на хуторах, живут и ничего… хотя тяжко живут, без женщин, в шалашах и пещерах. Но на кривую дорожку же их не потянуло. А эти… Зато у вашего ребёнка, Мария Сергеевна, будет долгая и счастливая жизнь. Поверьте. И у нас. У всех. Борис обвёл рукой вокруг. — Мы все теперь — ВАША семья. И казнь — это не наказание и не проявление жестокости. Это послание. Всем остальным. «Мою семью не трогать!» Ветер шумел листвой, и отдельные слова Иван разбирал с трудом. Холод постепенно исчезал. Слова Бориса, обычного работяги, поразили его до глубины души — перед ним открылся совершенно иной человек. — И знаете что, Мария Сергеевна. Теперь Стас вот так, походя, по привычке не пнёт «по-дружески» нашего агронома. Я вам это точно говорю. И строители не будут щипать Таню за попу, предлагая ей оте… а… извините. — Борис смешался. — Это правда? — Голос Маши был полон неподдельного изумления. — Правда. Саша — очень хороший человек. Но он такой… безвредно-безответный какой-то. И Андрюха-бригадир уже никогда не подначит его «саечкой за испуг». И мне никогда и никто из чужих не будет больше «тыкать» и указывать, что делать. И все ваши люди скоро «отойдут» от казни и развернут плечи. А это очень, очень дорогого стоит. Поверьте! — Я вам верю, но куда Олег-то смотрел? — Женщина забыла про свои переживания и была изрядно возмущена свалившимися новостями. — Он смотрит. Но не разорваться же ему! И, кстати, я знаю, что хозяин велел Олегу присмотреться к неженатым парням — набрать дружину, так? «Быстро новости разлетелись!» — Так вот. Олег уже НИКОГДА не вильнёт. Он теперь навсегда человек Ивана Андреевича… «Ну Боря! Аналитик хренов! Да я и сам это знаю!» — …И он всегда будет беречь покой вашего дома. Женщина задумчиво смотрела на этого странного работягу. — Вы меня удивили, Борис… — Михайлович. — Борис Михайлович, а кем вы были раньше? Там? Мужчина помолчал. — Директором. Простым директором, простой школы. — Скажите, Мария Сергеевна, вы в добро верите? — А? Что? — Маша, сбитая с толку внезапной сменой темы, на секунду замешкалась. — Ну да. Верю. А что? — А в то, что добро обязательно победит зло, верите? — Да. — Голос Маши прозвучал тихо, но уверенно. — А Иван Андреевич здесь, в этих землях. — Борис кивнул на степь. — ПОБЕДИЛ ВСЕХ. Это значит, что он здесь — САМЫЙ ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК. |