Книга Жизнь насекомых, страница 25 – Виктор Пелевин

– Так это ж шалашка, – сказал он, – какие это клопы?

– Я тоже так думал, – сказал Никита. – А ты в лупу посмотри.

Максим взял лупу и склонился над листом. Сначала он не заметил ничего необыкновенного в увеличившихся в несколько раз обломках листьев, но потом увидел на них странные симметричные полоски и внезапно узнал в этих полосках прижатые к брюшку лапки. И сразу же, как это бывает с ребусами, где нужно выделить осмысленный рисунок в хаотическом переплетении линий, произошла удивительная трансформация – весь лист, который только что был покрыт конопляным сором, оказался усеянным небольшими плоскими насекомыми буро-зеленого цвета с длинной продолговатой головкой (ее Максим принимал за обломок ножки листа), треугольным жестким тельцем (у клопов остались, видимо, рудиментарные крылья – можно было даже различить разделяющую их тоненькую линию) и лапками, которые были поджаты к телу и сливались с ним.

– Они дохлые, – спросил Максим, – или спят?

– Нет, – ответил Никита. – Это они притворяются. А если на них долго не смотреть, то они ползать начинают.

– Никогда бы не подумал, – пробормотал Максим. – Во, один шевелится. И давно ты их заметил?

– Вчера, – сказал Никита.

– Сам?

– Не, – сказал Никита. – Показали. Я тоже не знал.

– А много их в траве?

– Очень, – сказал Никита. – Считай, в каждом корабле штук двадцать. Это как минимум.

– А почему ж мы их раньше не замечали? – спросил Максим.

– Так они же очень хитрые. И планом прикидываются. Но зато такая примета есть – за день до того, как менты придут, клопы бегут с корабля – ну, короче, как крысы. Поэтому умные люди как делают – берут коробок травы, кладут его на шкаф, а сверху накрывают трехлитровой банкой. И если клопы выползают и забираются на стены банки, умные люди сразу собирают всю траву и везут на другой флэт.

– Так что, – сказал Максим, – выходит, они в каждом косяке есть?

– Практически да. Замечал – бывает, когда куришь, что-то трещит? И запах меняется?

– Так это же семена, – сказал Максим.

– Вот, – сказал Никита, – я тоже так думал раньше. А вчера специально косяк забил одними семенами – ничего подобного.

– Так что, это…

– Да, – сказал Никита. – Они.

Косяк в руке Максима щелкнул и выпустил тонкую и длинную струю дыма, словно в нем произошло извержение микроскопического вулкана. Максим испуганно поглядел на папиросу и перевел взгляд на Никиту.

– Во, – сказал Никита. – Понял?

– Так это ж на каждом косяке бывает раза по три, – побледнев, сказал Максим.

– О чем я и говорю.

Максим замолчал и задумался. Никита сел на пол и стал надевать кеды.

– Ты чего это? – спросил Максим.

– Стремак, – объяснил Никита. – Надо погулять пойти. У тебя часы есть?

– Нету.

– Тогда включи радио. Там объявят. В три часа надо на рынке быть.

Максим протянул руку к старому «ВЭФу» и щелкнул ручкой. Передавали новости.

– Выступая на сессии Организации Объединенных Наций, – заговорил ксилофонический женский голос, – король Иордании Хусейн отметил, что американский план ближневосточного урегулирования представляется ему малоэффективным. Он заявил, что у арабских народов имеется свой план, о котором необходимо шире информировать международную общественность. А теперь несколько слов о событиях внутри страны. Из Кузбасса сообщают – на Новокраматорском металлургическом комбинате задута седьмая домна с начала пятилетки. Поясним радиослушателям, что в ранее принятой терминологии одна домна составляет десять стаканов, или сто кораблей, или тысячу косяков. Таким образом, семь ты…

Никита нагнулся над приемником и выключил его.

– Не дождемся, – сказал он. – Лучше на улице спросим.

– Тысяча косяков, – мечтательно повторил Максим и выпучил глаза. – Эй, ты слышал, что сейчас передали?

– Да, – отозвался Никита. – А что?

– И тебя ничего не удивило?

– Нет.

– Ну ты даешь, – засмеялся Максим. – Совсем скурился чувак. Ты правда, что ли, ничего не заметил?

– А что я должен был заметить?

– Про пятилетку. Ведь пятилеток нет больше.

– Пятилеток нет, – сказал Никита. – Но пятилетний план остался. Его же на пять лет вперед сушили.

– А-а! – понял Максим.

– Пойдем быстрее, – сказал Никита, выглянув в окно, – пока во дворе пусто. Еще косяк возьмем?

– Не вопрос, – сказал Максим и сунул папиросу в карман.

Никита задержался у двери.

– Стой, – сказал он, с сомнением глядя на Максима, – так не пойдет.

– Чего не пойдет?

– Вид у тебя стремный, вот чего. Переверни пилотку.

Максим послушно снял пилотку и нацепил ее желтой кисточкой вперед. Никита остался доволен и открыл дверь.

На улице дул ветер и было прохладно. Недавно прошел дождь, но асфальт уже успел высохнуть. Максим с Никитой вышли на дорогу и двинулись в гору, по направлению к блестящим воротам, образованным трубой теплоцентрали, которая выгибалась над дорогой в форме буквы «П».

– Слушай, – сказал Никита, – туда не пойдем.

– А чего?

– Вон, видишь, – сказал Никита, указывая на арку. – Что это за «Пэ» такое?

Максим поглядел вперед.

– Брось, – сказал он, – это у тебя думка начинается. Идем.

Но после Никитиных слов проходить под буквой «П» было довольно страшно, и Максим с Никитой перелезли через трубу в нескольких метрах справа от арки, промочив штаны в сырой траве и вымазав ноги в грязи. Никита внимательно посмотрел Максиму на ноги.

– Чего это ты в сапогах ходишь? – спросил он. – Жарко ведь.

– В образ вхожу, – ответил Максим.

– В какой?

– Гаева. Мы «Вишневый сад» ставим.

– Ну и как, вошел?

– Почти. Только не все еще с кульминацией ясно. Я ее до конца пока не увидел.

– А что это? – спросил Никита.

– Ну, кульминация – это такая точка, которая высвечивает всю роль. Для Гаева, например, это то место, когда он говорит, что ему службу в банке нашли. В это время все вокруг стоят с тяпками в руках, а Гаев их медленно оглядывает и говорит: «Буду в банке». И тут ему сзади на голову надевают аквариум, и он роняет бамбуковый меч.

– Почему бамбуковый меч?

– Потому что он на бильярде играет, – пояснил Максим.

– А аквариум зачем? – спросил Никита.

– Ну как, – ответил Максим. – Постмодернизм. Де Кирико. Хочешь, сам приходи, посмотри.