Онлайн книга «Крах проклятого Ига. Русь против Орды»
|
Хозяйка низко склонилась: – Возьмите, братия, хлебушко на дорожку. Да вот туточки еще припасы приготовлены. Припасов оказалось на немалую котомку, но Сергий и тут отказываться не стал, нельзя отталкивать руку, дающую от сердца, только попенял: – Не последнее от детей отрываешь? Та быстро замотала головой, чтоб не сомневался: – Не, не! За нее заступился мужик, видно, не муж, просто соседский: – Есть с чего давать, бери, отче. А может, заночуете, а уж утром дальше? Или лошадь с возком дать? – Благодарствуем, не надо. Лошадь можно бы и у князя взять, у него, чаю, много. Но мы своими ногами привычны пыль месить. А за хлеб-соль спасибо. Никитка вместе с монахами пробовал хлеб-соль, гордо вышагивал, только чуть кося на деревенских. Те хоть и признали мальчонку, но смотрели как на гостя заморского. Только давний друг Семка, с которым столько раков в речушке выловлено, столько вороньих гнезд разорено, столько синяков наставлено, шепотом осторожно поинтересовался: – Никита, ты ли? – Я! – гордо ответил мальчишка и, не в силах сдержаться, затараторил тоже шепотом: – С отцом Сергием до Нижнего ходил, а теперь вона в Москву! – Ух ты! – раскрыл рот Семка. – А как это ты с ними приладился? Не вынесла горделивости душа Никиткина, пред другом не сдержался, замотал головой: – И сам не чаял! Просто попросился, как мачеха пообещала более в дом не пускать, а они и взяли… – И порты на тебе новые… и картуз вона какой… Зависть друга, конечно, была приятна Никите, но по сердцу тут же резанула жалость к Семке. Тому не лучше живется, тоже сирый, у тетки на шее, а тетка злющая, еще хуже Никиткиной мачехи! Вдруг решительно шепнул другу: – Иди с нами! Тот обомлел: – Да я-то с радостью, так ведь не возьмут, заругают! – Идем, они добрые! Я своим поделюсь, обузой не будешь, а на Москве к кому пристроимся работать. Монахи заметили эти переговоры мальчишек, заметили и то, что подбежавший такой же худенький пацаненок не отстает, явно наметившись топать следом. Пока шли деревней, все молчали, но за околицей Сергий вдруг остановился, строго глядя не на обомлевшего Семку, а на Никитку: – Ты чего ж мальца из дому сманил?! Сам ушел и его тянешь? А о матери не подумали, каково ей будет?! У Никитки навернулись на глаза досадные слезы, а у Семки и того более – просто брызнули, но друга в обиду Никита не дал, заслонил собой, точно монахи ему что сделать могли, почти вскричал: – Нету у него матери! Сирота, как и я, у тетки обузой живет! И вдруг осознав, что грубит самому Сергию, вмиг сник, почти заголосил жалобно: – Возьмите его с нами… Я своим поделюсь, у меня лапоточки запасные есть, да и порты тоже тетка в Нижнем дала крепкие. И рубаха… Только вот картуза нет, так свой отдам! – И неожиданно добавил: – И ест он немного, нам хватит. Последние слова вдруг заставили монахов разом рассмеяться. Хохотал Вафсоний, держась за бока, басом ухал Антоний, лучики смешинок расходились от глаз Сергия. – Ну, коли хлебом не объест, тогда, пожалуй, пущай идет с нами… Семка, вмиг осознав, что его не гонят, завопил что есть силы: – Дяденьки, я и вовсе хлеба могу не есть! Разве что иногда горбушечку… Зато я рыбалить хорошо умею, я вам рыбку ловить буду! Он еще многое хотел пообещать, но остановила рука Сергия, легшая на плечо: – Хлеба больше, чем у самого есть, не обещаю, но и не обидим. – Он вдруг хохотнул: – Только дяденьками не зови, говори лучше «отче» и по имени. Никитка тебе все объяснит. Пойдемте уж, и так припозднились. Дальше дорожную пыль топтали уже пятеро, Семка и впрямь оказался мальчишкой ловким и толковым. И рыбу удить хорошо умел, баловал монахов рыбкой. А однажды на привале, который устроили просто на берегу небольшой речушки, ночью к Сергию подобрался теперь уже Семка, приткнувшись к самому уху, горячо зашептал: – Отче, я чего видел… эти твои иноки и не иноки вовсе! – А кто? – шепотом ответил Сергий. Ночная мгла скрыла его едва сдерживаемую улыбку, а шепот не выдал. – У иноков мечей не бывает, а у ентих короткие под рясами спрятаны!.. Они не тебя ли убить мыслят? Так ты беги, мы их отвлечем! А то давай, мы с Никиткой подберемся и по башкам чем потяжелее… а? – Не надо ничего. Кабы убить хотели, так давно бы сие свершили, мы который день по лесным тропам бродим. Успокойтесь, их митрополит со мной отправил, видно, хотел, чтоб защитили в случае чего. А то, что они не иноки, я в первый день понял, службу плохо знают. Последние слова игумен говорил уже громко, в ответ со стороны рослого здорового Антония раздался довольный смех: – Ты, Семка, зря нас пужаешься. Мы отца Сергия не первый день храним, он верно заметил. Так что спите оба! Про оба это он зря, Никитка и без того сладкие сны смотрел, и помощи от него было чуть. Вообще мальчишка, почувствовав заботу и защиту взрослых сильных людей, сильно изменился, стал не только уверенным, но и чуть нагловатым. Если шли по деревням и тем более в городах, Никита вышагивал важно, точно не он при Сергии, а монахи при нем. Сначала монахов это даже смешило, потом стали едва заметно морщиться, а однажды Сергий даже сделал выговор мальчишке: – Ты пошто не дал старухе ко мне подойти? Тот оправдывался: – Да мне тебя жаль, отче. Ежели всякий станет к твоей руке подходить, то она отвалится! Сергий укоризненно покачал головой: – То моя рука, а не твоя, и в благословении я еще никому не отказывал. Всякий человек доброго слова достоин. Семка тут как тут: – А ежели тать? Или вор, к примеру? – Тем паче надо слово доброе сказать, чтоб в душе что хорошее шевельнулось. – Чтоб укор почувствовал? – Не укор, а душой свою неправоту понял. Если поймет, то не сможет худого сделать… – А ежели не поймет? – Значит, плохо объяснил. В другой раз говори понятней и до сердца доходчивей. – Этак ты, святой отец, всех душегубов ласкать станешь, – не выдержал уже Вафсоний. – А лаской большего добиться можно, чем дурным словом или злостью. – Ага, вот ордынцев сколь ни ласкай, они все свою мзду требуют, а то и в полон тащат. – Мерзок сей мир, мерзок пока, – со вздохом согласился Сергий. – Потому и в обители живу, чтобы у Господа прощенье за людские грехи вымолить. Но, вишь, приходится на эти же грехи отвлекаться. Кабы не ссорились меж собой два брата, то не месили бы мы грязь дорожную столько дней. |