Книга Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец, страница 76 – Виктор Поротников

Повисла долгая пауза.

И немцы, и французы глядели в сторону Конрада. Только Фридрих разглядывал свой опорожненный серебряный кубок да Василий с безразличным видом вытирал гусиный жир с пальцев куском грубой ткани.

– Битва была… – наконец выдавил из себя Конрад. – Но Мануил обманул тебя, брат мой. Победа осталась за сельджуками. Мы еле ноги унесли от проклятого Дорилея. – Конрад досадливо грохнул по столу кулаком. – Я потерял двенадцать тысяч воинов!

– Господь отвернулся от нас, – вставил аббат Бернар, тоже находившийся за столом. – Однако милость Всевышнего снова обратится к нашим знаменам при виде многих тысяч вновь прибывших крестоносцев, готовых сражаться за святое дело! Предлагаю осушить наши кубки за единство всех христиан против нечестивых агарян. Да будут их потомки в вечном рабстве у наших потомков!

За это охотно выпили все, сидящие за столом.

Напряженность, возникшая между двумя королями, постепенно улетучилась.

Красавица королева что-то прошептала на ухо своему супругу-увальню.

После чего Людовик обратился к Конраду с такими словами:

– Кто этот юный рыцарь, что сидит слева от тебя, брат мой? Он твой родственник?

Конрад ждал этого вопроса.

– Это русский витязь из города Новгорода, – громко сказал он, – его зовут Василий Буслаев. И хотя он мне не родственник, но обязан мне жизнью. Я ценю его за преданность и храбрость.

– О-ля-ля! – радостно воскликнул Людовик. – Мой прапрадед король Генрих был женат на дочери киевского князя Ярослава Мудрого. Так что и в моих жилах течет малая толика русской крови. Мои подданные доныне помнят добрейшую королеву Анну, дочь Ярослава. Я несколько раз посещал выстроенный ею собор в городе Санлисе. Чудесный храм! Прекрасная память о королеве Анне!

Потаня негромко переводил все сказанное королями Василию.

– И на Руси жива память о Ярославе Мудром и его дочери Анне, ставшей французской королевой, – сказал Василий. И поднял свою чашу: – За родство всех христианских государей!

Вельможи, сидящие за столом, выпили и за это.

– Один из приближенных императора Мануила, по имени Феофилакт, что-то говорил мне про свою дочь, выданную замуж за новгородца Василия, давшего обет поклониться Гробу Господню, – промолвил Людовик, осушив свою чашу. – Стало быть, это и есть тот самый Василий, взявший с собой в поход свою юную жену. Моя супруга охотно познакомится с этой отважной гречанкой. Феофилакт назвал мне имя своей дочери, но я, к сожалению, его не запомнил.

Королева вновь что-то шепнула супругу. Мясистое лицо Людовика расплылось в улыбке.

– Вспомнил! – воскликнул он. – Ее имя Доминика.

– Я буду рада встретиться с Доминикой сегодня за ужином, – с улыбкой сказала Элеонора.

– Скажи им, что мою жену похитили сарацины, – мрачно повелел Василий Потане. – Да растолкуй, что случилось это в день битвы при Дорилее.

После сбивчивого рассказа Потани на лицах Людовика и Элеоноры появилось выражение сочувствия. С таким же видом сидели за столом германский король и его рыжебородый племянник, которые сами недавно узнали об этом несчастье Василия.

– Мы отомстим сарацинам за их злодеяния, – с пафосом произнес французский король. – В моем войске двадцать шесть тысяч воинов, и каждый из них жаждет омыть свой меч кровью безбожных сельджуков. С нами Бог и Святой Крест!

Воодушевленные грозным голосом Людовика, французские герцоги и бароны дружно подхватили клич короля. К ним присоединились и немецкие рыцари. Обильные возлияния раззадорили тех и других. Хор воинственных голосов далеко разносился из королевского шатра, демонстрируя единство христиан-крестоносцев.

* * *

Вечером, оставшись в палатке наедине с Потаней, Василий завел с ним необычный разговор.

– Помнишь, я рассказывал тебе о том, как волховица гадала на мое будущее, – молвил Василий. – Я выспрашивал у нее, прославлюсь иль нет, а она мне все про напасти грядущие толковала. С ее слов выходило, что недолог будет мой век и проведу я его в бесплодных метаниях, в погоне за призраком славы. Не так уж много времени прошло с той поры, но некоторые из пророчеств волховицы уже сбылись. И одно из них то, что суженая моя мне не достанется.

Потаня, плавно водивший брусочком наждака по лезвию меча, оставил свое занятие и посмотрел на побратима.

– Я раньше думал, что всякий сильный духом человек волен сам вершить свою судьбу, – продолжил Василий, – но, по словам волховицы, да и на деле выходит, что это не так. У каждого человека с самого рождения предопределена его жизненная дорога. Иными словами, кому суждено умереть от копья, тот не утонет. А ежели я не хочу быть соломинкой в стоге, который вот-вот подпалят! Что же мне делать, друг Потаня?

Потаня отложил меч и задумчиво покачал головой, перевязанной на лбу тесемкой, чтобы волосы не падали на глаза.

– Извечный вопрос задаешь, Вася, – негромко промолвил хромец. – Не смертными людьми создан сей мировой порядок, и существование всего живого в нем предопределено свыше. Иной, более могучий Разум вершит судьбы не токмо отдельных человеков, но и целых народов. Божиим провидением возникают и рушатся царства, прославляются и уходят в небытие великие государи. И порядок сей нерушим от века и до века.

– Это я уже слышал от монаха Кирилла, – отмахнулся Василий. – Помнится, я спорил с ним, приводя примеры из древности, когда жили и сражались поистине непобедимые полководцы, схожие своим могуществом с бессмертными богами. Чего стоил один Александр Македонский!..

– Ну и где он теперь? – усмехнулся Потаня. – Где завоеванная им держава?

– Верно подметил, брат. – Василий посмотрел в глаза Потане. – Давным-давно нету ни самого Александра, ни завоеванного им царства. Однако слава сего воителя жива и поныне! Этого ты не станешь отрицать?

– Не стану, – согласился Потаня.

– Стало быть, не станешь возражать и против того, что Александр сам вершил свою судьбу?

– Это окружавшим Александра людям и последующим потомкам казалось, что это так и есть, – мягко возразил Потаня. – На деле же и в судьбе великого Александра все было предопределено заранее, иначе он не умер бы в тридцать лет.

– Пойми, Потаня, дело не в краткости жизни, а в величии деяний! – горячился Василий. – И я согласился бы умереть молодым, лишь бы меня помнили многие поколения людей. Вот о чем я толкую.

Потаня пристально взглянул на Василия.

– Ты разочаровался в крестовом походе?

– Я разочаровался в вождях крестоносцев, – ответил Василий. – Не по плечу им это дело. И в Новгороде, и в Царьграде, и в крестоносном войске я чувствую себя маленьким человеком, зависимым от бездарных и никчемных людишек, называющих себя боярами, вельможами и королями. Не дают мне развернуться с моим честолюбием!

– Выйти из безвестных во всенародно знаменитые всегда было трудно, – заметил Потаня. – Может, тебе стоит попытаться не ратными подвигами славу себе добыть, но как-нибудь иначе?