Онлайн книга «Alouette, little Alouette…»
|
Максим смолчал; снова показалось, что у Аллуэтты нечто на уме, зато Френсис просто расцвел, как майская роза под теплым солнцем. – Аллуэтта!.. Поздравляю с полноценным членством в нашем тесном коллективе высоколобых. Во-первых, ты пришла на работу в выходной, что делает тебя членом элитнейшего клуба, во-вторых, ты приняла участие в обсуждении на равных… Не завидую тому, за кого изволишь выйти замуж. Красивая, да еще и умная!.. Просто адова смесь. Максим нахмурился, все дружно посмотрели на него и как будто в самом деле пожалели, хотя кто их знает, ценности и приоритеты меняются причудливо. – Миллионы, – сказал он, – это разве много?.. Из десяти миллиардов, или сколько нас сейчас?.. Нет, мы еще не скоро скажем, что разумны. Что наконец-то разумны. Аллуэтта смотрела исподлобья, предполагая каверзу, а Френсис, все уловив, сказал неожиданно мягко: – Шеф прав, хоть и шеф, что удивительно… даже сейчас, когда строим коллайдеры, все еще руководствуемся инстинктами, и только инстинктами. Все у нас направлено на удовлетворение базовых инстинктов: продление рода, экспансия на новые территории эт сетера. Она проговорила с опаской: – А как иначе? – Сперва перейдем, – пояснил Френсис, – на иную платформу. На кремний, металл или в волновые поля, это уже не так важно. Лишь тогда избавимся от древнего наследия животных… Да и то сомневаюсь, сумеем ли избавиться полностью? Или хотя бы в весьма значительной мере? Но все-таки, все-таки… Евген сказал гордо: – На меня не кивай, я уже сейчас почти сингуляр. Элитный, украинский!.. Ты вот за кого болеешь? Френсис ответил равнодушно вежливо: – Спасибо, я здоров. – Я тоже здоров, – возразил Евген, – я спросил, за московский «Спартак» или киевское «Динамо»? У них завтра сшибка в финале! – Ты нездоров, – ответил сухо Френсис, – давай отсядь от меня, а то еще заразишь. Евген картинно изумился: – Чем? – Дуростью, – ответил Френсис сердито. – Дуростью почему-то легко заразиться, а вот умностью нет. Как думаешь, почему? Громко заржал Георгий: – Ну ты нашел у кого спрашивать… Он же пока дрозофильщик недобитый! Вот перейдет на мышей… – Сам ты дрозофил, – сказал Евген. – Я вообще не понимаю, что было бы, если бы я был, скажем, в этом существе с разинутым ртом на той стороне стола, которое именует себя почему-то Георгием?.. Это было бы ужасно. Нет, это немыслимо, невозможно!.. Френсис фыркнул: – Почему? – Не знаю, – тоскливо, но с достоинством ответил Евген. – Только чувствую, что ну никак не мог быть в его глупом теле. Или вообще быть им. Я должен был оказаться здесь! И только здесь. В этом теле. Георгий рассматривал его беззлобно, повернулся всем корпусом к Максиму: – А вообще интересный вопрос… Я тоже иногда не понимаю, почему я именно здесь?.. И в этом времени?.. Я же мог быть в теле римского легионера или египетского раба на постройке пирамид!.. Но я здесь, на самом краю времени!.. Это слишком невероятное совпадение, чтобы позади меня миллионы лет, а впереди – ничего, чтобы именно я оказался на этом постоянно сдвигающемся острие времени!.. Нет, чего-то мы еще недопонимаем. – Невероятно, – согласился со вкусом и Джордж. – Вообще невероятно, что при необъятности вселенной и времени мы оказались в этой вот точке. – Вот именно, – воскликнул с жаром Георгий. – В этой, а не в конечной, когда все уже позади, как должно быть хотя бы по теории вероятностей, а мы бы только наблюдали пришедший к концу мир… Джордж медленно проговорил, растягивая слова: – А может быть, так оно и есть? Аллуэтта прошептала Анечке тихо: – О чем это они? – Умничают, – обиженно сказала Анечка. – Образованность все хочуть показать!.. А мы как бы ничего не поняли, что значит – две дуры такие глазами хлопаем. Аллуэтта шепнула еще тише: – Пусть так и думают. Но мы же знаем, как на самом деле? Анечка посмотрела на нее с подозрением, потом заулыбалась: – Ну да, конечно! На экране среди новостей мелькнула грандиозная панорама ВВЦ, которую старшее поколение все еще называет ВДНХ. Там затеяли полную реконструкцию, когда снесут все старинные помпезные здания, олицетворяющие мощь и достижения СССР, а выстроят вот это, смотрите, просто чудо, Православный Комплекс Приобщения к Иисусу. Торжествующие телеведущие радостными голосами рассказывали о всенародном энтузиазме при известии о начале демонтажа последнего из знаковых примет режима сталинской эпохи, из-за которого Россия теперь вынуждена каяться перед всем миром до конца веков, величественнейшего из фонтанов «Дружба народов». – Был там в детстве, – сказал Максим с непонятной ноткой в голосе, – там по кругу, как говорят теперь, представители всех республик того времени… – А между ними, – подхватил Джордж, – проложены снопы золотой пшеницы и пучки конопли, основных сельскохозяйственных культур царской России и СССР. Я знаю, я же не русский, потому там был несколько раз. Максим шумно вздохнул, а Георгий сказал мечтательно: – Мир был чище… – Еще бы, – сказал Френсис с иронией, – поля засевали маком и коноплей… – И что? – возразил Максим. – Из мака зерна на лекарства и маковые пироги, из конопли самые лучшие веревки. Евген подтвердил с готовностью: – Куда прочнее льняных! У нас целые области коноплю выращивали! Никто и не знал, что это адский наркотик. Из нее еще бумагу делали, одежду, обувь, нитки, канаты и тросы… А семена ели… А что сейчас? – Прогресс движется зигзагами, – сказал Максим. – Вперед, но с небольшими… маа-а-ахонькими скачками вбок и даже назад. Но все же… – Ага, – сказал Евген, – махонькими. Ну да, совсем. Дальше он заговорил, что не только мак и конопля, но из аптек исчезли безобиднейшие таблетки и микстуры, которыми привыкли пользоваться при простуде и кашле, но Аллуэтта дальше уже не слушала, присматривалась к Максиму. Тот допивает короткими глотками кофе, взгляд уже сосредоточенный, сейчас встанет из-за стола и всех погонит на работу, хотя остальные еще бы посидели, все-таки выходной, можно бы чуть и полегче… – А правда, – спросила она отважно, но ощутила, как от испуга сжались все внутренности, – что здоровое полноценное общество не может существовать без развитой преступности во всех сферах деятельности и всех ветвях власти? На нее уставились с изумлением, а Евген сказал с одобрением: – Настоящая дочь своего отца! Максим дернулся, а Джордж сказал мягко: |