Онлайн книга «Вещий князь. Книга 2. Первый поход»
|
— Не стесняйся, присаживайся прямо на солому, — откуда-то снаружи посоветовал язвительный голос на родном языке Магн. — Не знаю, где ты прячешься, Конхобар, — садясь на солому, усмехнулась та, — но, лучше бы ты вылез. — Ты, наверное, хотела сказать — зашел? На улице раздался смешок, и в хижину вошел Ирландец. Привалился к стене, насмешливо-вопросительно оглядывая гостью. — Не знаю, почему тебе так доверяет ярл… — Где он? — быстро прервал Конхобар и посоветовал: — Давай без предисловий, ладно? — Хорошо, — надменно кивнула Магн. — Слушай, что передал тебе ярл. Сделаешь так… Девушка говорила долго, почти слово в слово передавая все то, что наказывал Хельги. Ирландец — надо отдать ему должное — внимательно слушал, переспрашивая в непонятных местах, и со всей серьезностью кивал головою. — Я знал, что ярл умный, — выслушав, кивнул он. — Но не думал, что настолько. В глазах Ирландца горел смешанный огонь азарта и надежды. Гайда таки дождался послушницу и проводил ее почти до самого монастыря. Вокруг уже сделалось темно, особенно в перелесках, где, казалось, бродят вокруг какие-то чудища, а один раз даже кто-то вздохнул — так, что мальчик вздрогнул, правда, виду не показал, хотя догадался сразу, тут и дурак бы догадался, — то вздыхала неуспокоившаяся душа убитого пастуха. На лугу было значительно светлее, с подернутого облачностью неба кое-где проглядывали редковатые звезды, а впереди, вплоть до самой обители, хорошо просматривалась знакомая лента дороги. — Вот и пришли, — ласково разлохматив пастушку волосы, улыбнулась Магн. — Прощай… и спасибо тебе. Знай, ты выручил не только меня. — Прощай. — Гайда отвернулся и зашагал к пастбищу, где маячили летние пастушьи шалаши. Пройдя несколько шагов, он вдруг остановился и, окликнув послушницу, подбежал к ней. — Знай и ты… — тихо произнес он. — Ты очень, очень красивая. — Пастушок улыбнулся. — И добрая, — добавил он еле слышным шепотом. Магн рассмеялась и, поцеловав пастушонка в лоб, быстро пошла к дороге. По пути обернулась — Гайда все стоял на том же месте, смотрел ей вслед, — помахала рукой. Пастушонок ответил тем же и долго стоял так, пока темная фигурка послушницы не скрылась за поворотом. А Ирландец — с помощью Оффы и других своих деревенских знакомых — сразу же развил бурную деятельность. Для начала собрал в пастушьей хижине всех обиженных на монастырь. И вел с ними речи. — Ты, — говорил, — Энгельхарт, — лэт, день и ночь горбишься… нет, не на монастырь, а на отца настоятеля да келаря, волков ненасытных, а имеешь от этого что? Дети с голоду пухнут, и жена — как старуха, а помнишь, не так и давно ведь была красавица? Полдеревни сваталось. Кто ж состарил жену твою, Энгельхарт? Монастырь. Там, там, на зажравшихся монахов пашет твоя ненаглядная дни напролет, сучит узкими пальцами пряжу. Ту пряжу продаст на рынке аббат, еще больше серебра поимеет. А ты что стоишь, Альфред? Ах, да, ты же свободный кэрл, что тебе монастырь? Только вспомни, сколько мешков зерна ты брал по весне в обители? Десять? А отдать надо будет сколько? Двадцать? Ну, это еще по-божески. А будет чем отдавать? Ты не забывай еще, что и молоть зерно придется на монастырской мельнице, а какова цена, знаешь? Ну, и кого ты будешь отдавать в кабалу, себя или дочерей? Нет, это не я безрадостный, это жизнь у тебя такая. Хо, кого я вижу? Дядюшка Хорс. Что же ты стоишь там в углу, старина? Проходи ближе, садись — эй, посторонитесь ребята! — вот тебе эль. Да, да, славный эль, только чуть горький… как и твоя судьба, Хорс. Ты ведь был, говорят, первым богатырем в деревне? А сейчас? Все твое здоровье ушло на обитель. Уж и не перечесть, сколько стен ты построил, сколько дорог замостил — и вот результат. Ни кола ни двора — случись, помрешь, так и достойно похоронить не на что. А, братья Глейсы! Что ж вы там жметесь у входа? У вас землица-то чья? Ошибаетесь, монастырская. И лес — монастырский, и луг. О том у отца Этельреда все надлежащие грамоты есть. И на вашу землицу, и на общинный луг, и на выгон… Сколько вы ему платите? А ведь это ваш луг был, деревенский, и выгон был вашим, и лес… Не так? Что молчите? — Так, все так, Конхобар! — Верно говорит Ирландец. — Я этого б отца Этельреда… — Да всех этих отцов… — А у меня рядом, в Стилтоне, родственники, так их вообще… — А у меня… — А вот я… — Звери они — не монахи! — Сущие кровопивцы! — На нашей крови жиреют, сволочи! — Вот бы обитель ихнюю подпалить, чтобы сгорели все эти проклятые грамоты. — Да, красного петуха им пустить, красного петуха! — Правильно говоришь, Энгельхарт. — Мы все с тобой пойдем. Ужо, подымем чернецов на вилы! — Да и рогатины, чай, найдутся… — Долой монастырскую братию! — Долой! — Тихо, тихо, братья! Не так сразу надо. Сначала сговоримся, соседей подымем. У них ведь, чай, тоже немало обид накопилось? Не одну и не две деревни обошел за несколько ночей Ирландец — всю округу. Почти и не спал вовсе — под глазами круги появились, однако доволен был, знал, дело спорится, люди окрест — словно солома, осталось только искру поднести. И поднесли! Отец Этельред уже ложился в постель, когда в его роскошную келью истово застучали: — Открой, батюшка, неладно в округе! — Что такое? — Мужики сиволапые бунт подняли. Монастырские хлеба жгут. А вокруг обители их — сонмы! Откуда, прости Господи, и взялись-то? Орут, глаза выпучив, в руках рогатины, у кого и луки. — А стража, что стража? — Стража, батюшка, давно уже разбежалась, кто успел. А кто не успел — того на монастырских воротах повесили. — Так… Одежду мне… Да не эту, мирскую. Где отец келарь? Ну? — Отцу келарю, царствие ему небесное, сиволапые вилами живот проткнули и, глумяся, кишки к забору прибили! Так и помер отец наш, в муках… — Свят, свят… Все за грехи наши. Отец Этельред выглянул в окно и в страхе попятился. Вся округа — от леса до женского монастыря и еще дальше, до самого Стилтона, — была покрыта тысячами дрожащих огней. То пылали факелы в руках восставших крестьян. Часть из них проникли в монастырский подвал и уже выпускали узников, вид которых наводил их на весьма нехорошие мысли по отношению к братии. Другие с криками и прибаутками долбили ворота главного здания, используя вместо тарана статую святого Бенедикта, вытащенную из монастырской церкви. — Йэх, взяли, ребятушки! Погуляем! — Понатерпелись. Ну да теперь наша сила! Йэх, взяли, раз-два… Со страшным треском ворота пали, и жаждущая расправы толпа с воплями кинулась внутрь. К полуночи вся обитель пылала, объятая пламенем. |