Онлайн книга «Посол Господина Великого»
|
Изба была старой. Крытой желтой соломой, покосившейся, вросшей — не по климату — в землю. Под стать избе забор — жерди посгнили, погорбатились, кое-где упали на землю. Ворота кое-как держались еще Божьим словом… а скорее, и не Божьим вовсе… На конское ржание отворилась, заскрипев, дверь. Высунулась из избы бабка, обликом — истинная ведьма. Кривая, костистая, горбоносая. Левый глаз бельмастый, правый — смотрит, аж жжет! Насквозь буравит! Одета бабка в хламиду бурую, на главе плат черный с кистями повязан, в желтой руке — посох рябиновый. Увидев гостей незваных, сощурилась неприветливо: — Чего надобно, аль просто так зашли, на погибель свою? — Не на погибель, бабуся, а за делом. Нет ли у тебя, случайно, зелья какого приворотного? — Не держим такого, — сверкнула колдунья глазом. — Одни травы от лихоманки. — Хорошо. Давай травы. Оплата по прейскуранту? — Чего? — Сколько стоят-то? — Полденьги пучок! — А в рот тебе не плюнуть, бабуля? — Ладно. Отдам за полпула… только всю связку. Жаб сушеных не надобно ль? — Ну, если только коньяк настаивать. А вообще, пока нет, не надобно. Давай свои травы. — Ждите! Захлопнув дверь, бабка Игнатиха скрылась в избе. Долго не показывалась, искала, видно. Рядом с избой сараюха приткнулась дощатая. Олег Иваныч кивнул Олексахе — проведай. Тот ломанулся мигом, тут же и возвратился докладывать. — Ничего такого, Олег Иваныч, но бельишко кой-какое сушится. Усмехнувшись, Олексаха поднял зажатый в руке алый лоскут. — Неужто пионерский галстук? — пошутил Олег Иваныч. — Частичка комунячьей крови. В общем, белая палата, крашеная дверь. — Плат-то девичий, — не понял шутки Олексаха. — Красивый плат. Бабки таких не носят. Тут вышла из избы Игнатиха. Шамкнула ртом беззубым, травы пучок протянула. — И что — полпула за сей гербарий? Ну, бабка, ты в пролете. Чья, кстати, косынка? Да не смотри ты так, нам твое колдовство — тьфу — напрочь по барабану. Ульянка где, сказывай! Да не бойся, друзья мы… Гришани-отрока волей присланы. Колдунья, проявив неожиданную прыть, попыталась скрыться в избе. Не на тех напала! Олег Иваныч ловко подставил сапог в щель меж косяком и дверью. — Чур тебя, чур! — плюнув на гостей, зашипела Игнатиха и сделала последнюю попытку впиться Олегу Иванычу в глаза желтой костлявой рукой. — Ну ты вообще уж ополоумела, блокадница хренова! — не на шутку рассердился Олег Иваныч. — На костер захотела, кости попарить? Так мы тебе это враз обеспечим… Хватай ее, Олексаха! В этот момент из распахнувшейся двери выскочила девчонка с черными распущенными по плечам волосами. В руках она держала настороженный боевой самострел. Как и натянула-то, умудрилась? Блеск ее холодных голубых глаз обещал пришельцам мало хорошего. — А ну, отпустите бабусю, не то хуже будет! — Ох, как надоели мне эти тинейджеры, — покачал головой Олег Иваныч, поворачиваясь к девчонке. — Ты Ульянка, что ль? — Не твоего ума дело! Отпускай, сказываю! — Я — Олег Иваныч. Гришаня, чаю, рассказывал? — Рассказывал. А не врешь? — Ну, блин. — Олег Иваныч почесал затылок. — У Гришки родинка под левой лопаткой, так? — Ну, так, — подумав, согласилась девчонка и покраснела. — Может, в избу пройдем все-таки? Не май месяц. Ульянка посторонилась, опустив самострел, и Олег Иваныч, пригнувшись, вошел в жилище. За ним последовала и сама хозяйка, колдунья Игнатиха, ведомая бдительным Олексахой. — Что с батюшкой? — Ульянка схватила за руку усевшегося на лавку Олега Иваныча. Ничего не отвечая, тот внимательно рассматривал внутреннее убранство избы. Закопченные стены, такой же потолок — избенка была курной, — узкое, едва пропускающее свет оконце, затянутое бычьим пузырем. По стенам висели пахучие пучки трав, выделанные беличьи и куничьи шкурки, в углу — к удивлению Олега — икона Параскевы Пятницы. Пятницы… Где-то уже слышал Олег Иваныч про пятницу-то… В центре, в очаге, сложенном из округлых речных камней, весело пылало пламя. — Плохо дело с батюшкой-то твоим, — в ответ на Ульянкины мольбы молвил Олег Иваныч. — Пойман и в поруб посадничий брошен! Ну не реви, не реви, не надо. — Он ласково погладил плачущую девчонку по голове. — Слезами, сказывают, горю не поможешь. Хозяйка, может, угостишь чем? Выпущенная из цепких рук Олексахи колдунья, поворчав, поставила на стол глиняный кувшинец с исполненным квасом. Хороший напиток, хмельной и на вкус приятный. — Короче, нельзя Ульянке тут оставаться. Сыщут! — Да как сыщут-то? — Как, как… Как мы отыскали. Бежать ей надо, бабуся! И чем скорее — тем лучше. Иначе и ее пытать будут. На Москве сестрица есть, батюшка сказывал? — Так. Гликерья. За Нежданом, двора постоялого держальщиком, замужем, — кивнула Ульянка. — Примут сестрица-то с держальщиком? — Про Неждана не знаю. А сестрица, думаю, рада будет… А батюшка-то? А… А Гриша… он что, тоже в порубе? Олег Иваныч кивнул, задумался. — Посольство московское не сегодня-завтра отъедет. Поговорю с Товарковым, Иван Федорычем. А ты наготове будь. Ежели что, вот он, — Олег Иваныч кивнул на Олексаху, — заедет конно. Поняла, дщерь неразумная? — Ой, батюшка… Поцеловав руку Олегу Иванычу, Ульянка бросилась на колени, к иконе: — Матушка, Параскева-Пятница, убереги батюшку да Гришу… — Ладно, не убивайся. Может, и обойдется еще… Врал Олег Иваныч. Ой, врал, ой, лукавил. Ой, не обойдется. Не обойдется, коль сама Господа за дело то взялась. Хоть и поставлен Олег Иваныч главным — а у бояр, у каждого, свой сыск! Вощаника-то Петра точно казнят — велики улики, а откуда они взялись, разбираться не станут, некогда — упасти бы Гришаню-отрока. Тоже неизвестно — как… — Коль ты Олег Иваныч, и у меня есть тебе молвить что, — провожая, вышла следом на двор колдунья, бабка Игнатиха. — Ну, молви, коль есть. Имя вот твое не знаю… — Марта я. — Молви, Марта Игнатьевна. — Есть у тебя враг сильнейший — Ставр-боярин! Пасись его, господине! Пасись! Зело коварен Ставр. Олег Иваныч усмехнулся: а то он этого раньше не знал: — Благодарствую, Марта Игнатьевна… Простились, обратно в палаты поехали — думать, как Петра с Гришаней выручать… Некогда и пообедать было — перекусили на Торгу пирогами заячьими… Тусклое солнце светило сквозь серую морозную дымку. Медленно прокатившись по небу, склонилось к закату, на миг лишь окрасив оранжевым светом узорочье боярских теремов Неревского конца. Ушло, закатилось за городскую стену, лишь красный отблеск держался какое-то время на золотом куполе храма Федора Стратилата. Из своего терема смотрел на него боярин Ставр сквозь слюду окон. Хлебнув из братины квасу, подсел к столу, скривил тонкие губы в улыбке. Вытащил из дубовой шкатулки березовые квадратики-грамоты, подсвечник ближе подвинул. Горели свечи, потрескивая, стекал, капал плавленый воск. |