
Онлайн книга «Посол Господина Великого»
Торговал сбитнем? Так-так… «…бабе той про то сказывала Игнатиха-баба, колдунья…» Игнатиха-колдунья… «…и робяты те единодушно показали, что на Торге то слыхали от бывшего сбитенщика Олексахи…» Сбитенщик Олексаха… «…от Меркуша, пономаря…» Пономарь Меркуш… Снова Игнатиха, колдунья… Опять пономарь… А вот и Олексаха… — Митря! — Слушаю, батюшка. — Бери Тимоху да прочих. Вечером приведете мне кого из этих… Только — смотрите, чтоб ни одна собака не видала! — Сполним, батюшка, не сомневайся! — Да уж, не будешь тут сомневаться с вами. Настежь раскрыты ставни и у Олега Иваныча. Сидит, сердечный, упарился. Все сочиняет… Олексаха неслышно вошел, присел рядом. — Меркушу скажи, пущай грит, что Епифан Власьевич, боярин, пианица, а Борецкая Марфа — латынница, под Казимира похощет, Арбузьевы де — волхвуют да кудесничают… Про то все ему Ставровы люди говорить велели, денег посулив изрядно. Как кто спросит — чтоб так и отвечал. — Так, Иваныч, то ж вчера еще сполнено! — удивился Олексаха. — Да? Ну, что ж — то и к лучшему. Извини, заработался. Хошь, кваску себе плесни… вон, на столешнице. — Не хочу я, Олег Иваныч, кваску. С делом пришел. Замыслил что-то Ставр — людишки его по вымолам да по Торгу рыщут, кто что кому сказал, выведывают! Олег Иваныч потянулся, кваску испил из кружки. — Рыщут, говоришь? Ай да Ставр — быстро опомнился. Но один черт — поздно. Посадником ему уж не бывать сей год, лучше для него — в тину уйти. Спрятаться, скрыться, затихариться где-то. Силы подкопить да деньжат. А вот к осени — и начать. Новый, так сказать, виток политической борьбы. Ставр не дурак — наверняка так и поступит. Ну, а мы ему сюрприз приготовим. Добавим к политической борьбе — классовую! — Чтой-то я не все твои словеса понимаю. — Бунтишко организуем, — охотно пояснил Олег Иваныч. — Небольшой такой, локальный. На берегу Федоровского ручья… Как раз к осени и займемся, сейчас пока нечего башку забивать. Как там с русалками? — Девки готовы! — Хм. Может, не нужно пока этого… лишнее. — Да зачем же лишнее, Олег Иваныч, раз готовы-то? — Что ж… В таком разе — пошмонаем врага в самом его логовище! Ух, как он нас с тобой ненавидеть будет! — Так он нас и так не шибко любит. — Это верно. Как Епифан Власьевич-то… точно приедет? Не приболел ли? — Не, не приболел. Завсегда по пятницам к вечерне туда ездит. — Ну и славненько. Однако — солнышко уж низехонько. Пора и нам. Пафнутий, седлай лошадей! Пятничный вечер оранжевел садящимся за деревьями солнцем. Впитавшая недавний ночной дождь почва давно высохла, потрескалась, запылилась, но особой жары, слава Богу, не было. Так, теплынь. И — ни ветерка, ветви на деревьях повисли, словно неживые, те, что ближе к дороге ветки, — давно обломаны, от комаров отбиваться. Много их тут, у Федоровского ручья, комаров-то, ишь, воют, заразы, ровно волки, кровопивцы поганые. В церкви Федора Стратилата благовестили к вечерне. Тянулся люд с Плотницкого — почитаемой была церковь-то, и не только с ближнего Плотницкого приходили — и с других концов тоже, да вот хоть с Прусской, боярин Епифан Власьевич, со чадами да домочадцами своими. Боярыни только не было — занедужилась, да дочек. А так — сыновья — малые еще отроки, однако же в седле держатся ровно, уверенно — видно, в отца пошли, знатного воина. Дороден был Епифан Власьевич, осанист. Да и храбр — легенды сказывали. И со свеями не раз на окраинах новгородских бился. И с московитами пришлось, лет уж пятнадцать тому минуло… Уж сыновьям скоро столь же, а все не забыть никак поражение позорное да мир Ялжебицкий с Василием Темным, отцом нынешнего московского князя. Всем взял Епифан Власьевич — и знатностью, и храбростью, и дородством, вот только умен был не шибко. Ну, ум-то большой, он ведь боярину-то без надобности, были бы знатность да вотчины. А они у Епифана Власьевича были. В задумчивости ехал боярин, рядом и детки его, малые отроки. Как к мосту чрез ручей подъезжать стали, младший, Ванятка, коня подогнав, к отцу подъехал. — Батюшка, а мамка намедни сказывала, будто русалки живут в ручье Федоровском, боярином Ставром привороженные. Усадьбу его стерегут. Так ли? Боярин чуть с коня не пал: — Что ты, Ванюшка? Не видали тут никогда русалок… И только он эдак молвил, как прям из воды на мост девица нагая выпрыгнула. С волосами распущенными, зелеными… — Русалка, батюшка! Русалка! Ой, смотри, смотри! А ты говорил — не видали! — Не меть в посадники, боярин! Откажися! — строго взглянув на боярина, погрозила пальцем русалка. — Пусть мой боярин Ставр посадником будет. А не то — сгублюу-у-у… С этими словами прыгнула русалка обратно в ручей. Глянь — а там уж три такие… И в тину поплыли. Епифан Власьевич не знал, что и делать. Только крестился мелко. — Имаем, имаем их, батюшка! — детки закричали. — А то ведь извести обещали! — Имать нечистую силу, имать! — заголосили в народе. А народу-то богато собралось. И парни какие-то, здоровенные оглоедища — дреколье уже где-то повыдергали. Словим, кричат, силу нечистую, во славу боярина Епифана Власьевича, защитника нашего! Народу крещеному только крикни! Враз от церкви поворотили. Вниз, к ручью… Большая толпа побежала. Впереди — Епифан Власьевич с детьми да слугами и парни с дрекольем. — Вона, вона — хвостищем по воде плещет! — на бегу парни кричали. Дрекольем махали… Да как-то неловко — не столько русалок ловить помогали, сколько мешали наиболее активным ловителям. Не раз и не два уж дрекольем тем по ногам перепало. Со стонами в траве да осоке валялись. А и правильно — неча поперед батьки в пекло. Ишь, быстрее боярина решили поймать, ужо… Лежите теперь, загорайте. Чай — не зима, не застудитесь. И вдруг — исчезли русалки. Вот только что были — били хвостами по тине — и нету их… И куда делись-то? — Вон они, к Ставру на усадьбу по протоке поплыли! — Вот он, Ставр-то, богопротивец, с кем дружбу водит! Недаром говорили про него люди… Парень с дрекольем на боярина обернулся, Епифана Власьевича: — Вон, Ставровы хоромины… там они… к хозяину своему нечистому возвернулись! Застилось сердце боярина, выхватил из ножен кинжал: — А ну, робяты, взыщем же бесовские русалии! Парни, конечно, — в первых рядах. Боярину на подмогу. Ворота на раз вышибли. Ворвались на усадьбу. Дворня — по щелям разбежалась. |