Онлайн книга «Орда. Книга 1. Месяц седых трав»
– Что?! – Девчонка сверкнула глазами. – Ну что ты все время дергаешься? – Так… Я вдруг почувствовал в тебе что-то такое, чего не могу понять. А непонятное всегда пугает! – Я тебя пугаю? – улыбнулся Баурджин, приподнимаясь на ложе. – А хочешь – вообще съем?! – Съешь! – Кералан засмеялась и вдруг спросила: – Это не за тобой сегодня гнались воины-кераиты? – За мной, – кивнул парень. – Только ты не думай, я ничего у них не украл. – А я и не думаю… – Девушка задумчиво рассматривала амулет. – Ты не похож на вора. Скажи, куда ж ты все-таки шел? – В долину, – честно признался гость. Хозяйка всплеснула руками: – Ну, ничего себе, крюк! – А мы, найманы, такие – прямо шесть, кругом четыре, и двести верст – не крюк! – Ты снова говоришь непонятные слова, – покачав головой, призналась Кералан. – Никак не могу в них вникнуть. – А ты не вникай, – с улыбкой посоветовал Баурджин. – Иди-ка лучше сюда… Ближе… – О, боги! – оставив амулет, девчонка рассмеялась. – Признаюсь, мне давно не было так хорошо… А тебе? – О! Просто нет слов! – Хочешь, покажу тебе что такое «яшмовая флейта»? Или – «наездница»? – Покажи! И то и другое… – Ну, – девушка улыбнулась, – тогда держись! Ох, и гад же ты, Иван Ильич! Ну, признайся, хорошо тут тебе? Ах – просто прекрасно?! Вот оно где, оказывается, твое истинное лицо! Типичный морально-бытовой разложенец. Так вот себя поругивая, Баурджин-Дубов блаженно закрыл глаза. Ему вдруг привиделся некий Киреев, председатель парткома в одном захолустном гарнизоне, в котором Иван Ильич служил… ах, дай Бог памяти, в каком же году? В пятьдесят втором? Нет, позже – при Никите уже дело было; страшные времена – многих тогда сократили. Так вот, Киреев… Лощеный такой майор, все любил лекции читать на тему высокой коммунистической нравственности. Как раз «Моральный кодекс строителя коммунизма» тогда вышел – даже зачет по нему сдавали, да не у себя в части, в области, в обкоме… не вспомнить только, в каком именно – промышленном или сельхозе? Скорее второе – промышленных предприятий там было – кот наплакал: ремонтные мастерские, артель по производству чугунов и мисок и еще один деятель, инвалид, кустарь-одиночка, что вязал из алюминиевой проволоки дивной красоты цветы и узоры. Да, в сельхозобкоме тогда зачет и сдавали, плохо сдавали, Киреев краснел, вертелся… Еще бы хорошо сдать, когда две недели подряд водку пьянствовали – то день рожденья, то чьи-то звездочки обмывали, потом чьи-то ножки, затем опять звездочки… В общем, успехами не блистали. До тех пор пока Иван Ильич – в ту бытность полковник… или нет, еще подпол… – пока Иван Ильич не догадался предложить комиссии водки. А партийцы и не отказались – выпили. Так и сдали. Да-а-а… были дела. А при чем тут Киреев? А, он же потом донос написал, собачура! Вот упырь! Главное, ведь сам же вместе со всеми и пил! – Э-эй, Баурджин! Не спи, еще не время, – засмеялась красавица Кералан. Юноша вздрогнул: – Что значит – не время? – Ой, проснулся! – Девчонка заметно смутилась. – Слушай, у меня есть для тебя подарок. – Подарок? – Баурджин потер руки. – Люблю подарки! Наверное – это будет белый конь? – Нет, не угадал. – Ага… Значит, не белый, а вороной! – Нет. – Каурый? – Да нет же! – Неужели – серый? Ох, не нравится мне этот цвет, да уж верно говорят – дареному коню в зубы не смотрят! – Вообще – не конь! Вот! Кералан протянула юноше… серебряный кружочек со стрелой – амулет, точно такой же, как тот, что уже висел на шее Баурджина. – Мне почему-то кажется, – чуть смущенно произнесла она, – что тебе нужно иметь два таких. – Кажется? – теперь уже вздрогнул Баурджин. – Почему? Девчонка пожала плечами: – Не знаю. Но думаю – это хорошо знаешь ты. Да уж, не в бровь – а в глаз! Надев амулет на шею, парень поспешно притянул к себе девушку… – Ты так и не выпил чай, – тихонько промолвила та. – Остыл ведь уже! – Ничего, попью и холодный… Замполит и председатель парткома Н-ской части майор Советской Армии Киреев прямо-таки исходил гневом, вполне праведным, как, наверное, казалось, самому майору. Всегда тщательно отглаженный китель его смешно топорщился и, о ужас, был расстегнут, обнажая красную шею замполита, почему-то обвязанную ситцевым цветастым платком – такие очень любят носить деревенские модницы, и чем дальше от райцентра деревня, тем ярче и цветастей платки. Вот и у Киреева был на шее такой – и где он его достал, интересно? Дефицит – страшный! – Ты-и-и! – негодующе тыча перстом в грудь Дубова, майор казался сошедшим с плаката времен гражданской войны – «Ты записался добровольцем?» и пафос источал не меньший, а, может, еще и больший, чем изображенный на плакате красноармеец. – Ты-и-и! – верещал замполит, да так громко, что от его голоса в просторном ленинском зале колыхались кумачовые занавеси. – Морально разложился, товарищ Дубов? Впрочем, такие нам не товарищи! Яшмовые флейты, говорите? Наездницы? Да за такие дела можно и партбилет на стол положить! Очень даже просто! А потом – поганой метлой из доблестных рядов Советской Армии! Да, да, поганой метлой, вот именно! Гнать! Жукова выгнали – выгоним и тебя! Так и знай, выгоним! – Так и знай, выгоним! – грозно качнув головами, в унисон повторили висевшие за спиной замполита портреты – Ленина, Карла Маркса и товарища Никиты Сергеевича Хрущева, которого все офицеры части за глаза называли Хрущом и ненавидели лютой ненавистью. Честно сказать – ведь и было за что: так позорно сократить армию! Повыгонять офицеров – живите, как хотите! – Выгоним, выгоним! – погрозив пальцем, издевательски пропел Карл Маркс. – Я вот тебя, титька тараканья! Дубов хотел было возмутиться, как это, какой-то там майоришка, пускай даже и замполит, «тыкает» ему, боевому офицеру, полковнику, заместителю командира части! Да за такие дела морды бить, морды! И тебе, товарищ Карл Маркс, тоже! – А мне-то за что? – обиженно поинтересовался Карл Маркс. – Замполит тебя поносит – его и бей. Вполне справедливое замечание! Проворно скинув мундир – погоны почему-то были какие-то белогвардейские, с бахромой, – Дубов закатал рукава рубашки: – Ну, гад ядовитейший, выходи биться! «Ядовитейший гад» замполит вдруг сразу сник и попытался спрятаться за трибуну. Большую такую, с изображением ощетинившегося пушками танка неопознанной марки и надписью: «Миру мир!». – Вон он, гад, вон! – охотно подсказывал с собственного портрета Карл Маркс. – Таится, змей препоганый! |