Онлайн книга «Отряд тайных дел. Книга 2. Грамота самозванца»
|
– Все так, монсеньор. – Лавицкий неожиданно улыбнулся. – К тому же у меня появилась вдруг одна мысль… Мы ведь давно с вами дружим, не так ли? – Ну-ну? Говорите, к чему вы там клоните? – Да ни к чему, собственно, не клоню, – хитро прищурился иезуит. – Просто хочу напомнить очевидный факт: в случае успеха… гм… предприятия какие-то там Мнишеки получат Новгород, Псков, деньги… А ведь мы с вами ничем не хуже Мнишеков, монсеньор! По крайней мере, уж куда как честней и порядочней. – Совершенно с вами согласен, сын мой! Так вы думаете, стоит… – Стоит, монсеньор. Но не сейчас, после. Рангони вновь задумался. Лежащие на столе документы – доказательства самозванческой интриги – вдруг показались нунцию свернувшимся клубком ядовитых змей. Могут ужалить врага, а могут – и своего хозяина. Держать их при себе опасно, очень опасно – кто знает, не дошли ли уже слухи о них до Мнишека или Вишневецких? Кто сможет поручиться? – Никто, – хмуро признал Лавицкий. – В имении Адама Вишневецкого совсем недавно без вести пропал слуга. Тот самый, что переписал для нас свиток… Если он был подвергнут пыткам по приказу князя… Я не поручусь за нашу безопасность, монсеньор, тем более – за безопасность принадлежащих нам вещей. У Вишневецких много денег, очень много, вполне хватит, чтобы подкупить всех наших слуг. И ведь не узнаешь, кто именно подкуплен. С виду – вполне предан, а на самом деле только и ждет, чтобы вонзить кинжал в спину. Нунций непроизвольно поежился – слишком уж эмоционально говорил Лавицкий. Кинжал в спину – ну, надо же выдумать! Кто о чем думает, тот и… Впрочем, этому хитрому иезуиту можно доверять, с оглядкой, правда. Уж слишком многое их теперь связывает! И сильнее всего – общая тайна. Бумаги, грамоты! Куда б их только деть, разрази дьявол? Мысленно помянув дьявола, Рангони тут же перекрестился на висевшее над камином распятие: – Предчувствую, за бумагами наверняка скоро начнется охота. Больно уж многим они нужны: Вишневецким, Острожским, Мнишекам – чтобы уничтожить, шведам и русским – чтобы предать огласке. Таким образом, мы с вами меж двух огней, сын мой. – Грамоты надо немедленно спрятать! – Так-так… – В каком-нибудь отдаленном аббатстве, не в Польше… и не в Ватикане. – Ну-ну, продолжайте, Лавицкий! Вижу, у вас что-то есть на примете. – Есть, монсеньор. – Иезуит с улыбкой развел руками. – Признаюсь, я уже думал над этой проблемой. Преданный мне человек давно собирается совершить паломничество в один из нормандских монастырей… – Нормандия? – удивленно перебил нунций. – Почему именно Нормандия? – Он там родился, монсеньор. – Но ведь это же почти край света! И как мы, в случае необходимости… – Нормандия вовсе не так далеко, – на этот раз перебил Рангони Лавицкий. – И если плыть по морю… Неделя! Всего неделя, а при благоприятных погодных условиях и того меньше. Правда, мой человек, чтобы не привлекать внимания, отправится в паломничество пешком. Не один. С верными людьми. Нунций недоверчиво хохотнул: – Я смотрю, у вас все люди – верные, а, Лавицкий? – Брату Гилберту – так его зовут – я вполне доверяю. И мое доверие он уже не раз оправдывал. – Я должен говорить с ним! – Да, монсеньор. – Лавицкий встал с кресла и поклонился. – Я представлю вам брата Гилберта сегодня же. Но… лучше не здесь. – Естественно, не здесь! – Рангони взмахнул рукой. – Сейчас наброшу плащ, и отправимся – ведь уже темнеет. – Как вам будет угодно, монсеньор. Встреча произошла на постоялом дворе, близ небольшой деревянной церквушки Святой Инессы, что располагалась почти на самой окраине города. Впрочем, и отсюда был виден Мариацкий костел и здания коллегий университета. Рангони непроизвольно улыбнулся – свет католической учености имел прочные позиции в Польше. – Прошу сюда, монсеньор. – Лавицкий жестом показал путь. Задний двор, заставленный возами с рыбой и кожами, большая куча навоза, около которой, чертыхаясь, возились бородатые мужики с вилами. Узенькая, с резными перильцами лестница, ведущая на галерею. Такая же узкая дверь. – Входите… Сейчас я зажгу свечи. Послышался стук кресала – Лавицкий высекал огнивом искру. Наконец потянуло паленым… Зажглись три свечи в бронзовом подсвечнике, стоявшем на небольшом столе. Ярко, нестерпимо ярко, так, что на миг стало больно глазам! Или – это просто с непривычки, с темноты? – Ну, и где ваш брат Гилберт? – недовольно осведомился нунций. – Ожидает за дверью, монсеньор. – За дверью? Ну так пусть войдет! – Войди, брат! Скрипнула дверь, и на пороге возникла высокая фигура в коричневатой рясе бенедиктинца с накинутым на голову капюшоном. – В помощь вам святая дева Мария, – откинув капюшон, низко поклонился монах. Высокий, мускулистый, сильный. Молодой – вряд ли старше тридцати. Рангони с любопытством всмотрелся в угрюмое, даже несколько фанатичное лицо. Квадратный волевой подбородок; крупный, с горбинкой нос; кустистые, нависшие над глубоко запавшими глазами брови. Тонкие, пожалуй, слишком тонкие для столь широкого лица, губы усиливали впечатление мрачной силы, чему способствовала и прическа монаха – тот был абсолютно лыс. – Ты звал меня, брат, – посмотрев на Лавицкого, негромко промолвил монах. – Я пришел. – Я хочу разрешить тебе паломничество, брат Гилберт, – улыбнулся иезуит. – То самое, о котором ты очень просил. В глубоко запавших глазах монаха промелькнула на миг бурная радость. Промелькнула и тут же погасла – брат Гилберт, несомненно, умел владеть собой. – Да благословит тебя Господь, брат! – Монах поклонился. – Я готов отправиться в путь хоть сейчас. – Отправишься, – усмехнулся Лавицкий. – Заодно – выполнишь мое поручение. – Приказывай. И не сомневайся в успехе! Иезуит перевел взгляд на нунция, и тот поставил на стол небольшую шкатулку: – Эту вещь надо надежно спрятать в одном из аббатств Нормандии. И оставаться рядом, присматривать, ожидая посланца. – Не такая уж и трудная задача, брат… э… – Можешь называть меня – монсеньор. – Монсеньор?! – Именно. – Лавицкий строго взглянул на монаха. – Подробные инструкции получишь от меня позже. Помни – за то, что находится там, – он кивнул на ларец, – ты отвечаешь даже не головой – душою! – Я исполню все! И так, как будет приказано. – Монах снова поклонился. – Ты француз? – неожиданно спросил Рангони по-французски. – Да, француз. – Тогда почему – Гилберт? Лучше зваться – Жильбер! |